Записки несостоявшегося гения - Виталий Авраамович Бронштейн Страница 13

25

зафиксировал для благодарной памяти потомков навеки уснувшего дедушку. Я взял

фотоаппарат и отправился на это скорбное мероприятие, захватив с собой, чтобы не

скучать понапрасну, своего лучшего кореша-однокурсника Олега Добут-Оглы, милого, доброго Олежку, который уже много лет живет в Португалии. И очень может быть, что и

он сейчас иногда вспоминает те похороны…

Виновник события проживал на Забалке, и только попав к нему в дом и вынув из

кожаного чехла зеркальный фотоаппарат «Зенит», я обнаружил, что в нем нет пленки. Я

чертыхнулся и тихонько сказал об этом Олегу. На его лице тут же появилась глупая, не к

месту, улыбка.

Делать нечего, раз ружье вынуто — надо стрелять, не признаваться же теще в

собственном разгильдяйстве. И я стал как бы взаправду, для пущей достоверности, искать

наиболее выгодные ракурсы для съемок покойного. Я подходил и с той стороны, и с этой, деловито прицеливался, чтобы каждый присутствующий мог убедиться, каким важным

делом занят рослый студент, муж их красавицы-Люсеньки. Может быть, так бы это и

сошло с рук тихонько, но тут, как на грех, в комнате появилась назойливая крупная

зимняя муха. Откуда она в доме взялась, одному богу известно, скорее всего, это было

просто посланное нам небом очередное испытание.

Причем эта дрянь, будто чувствуя мою готовность сделать новый кадр, каждый раз

начинала кружить рядом и в последний момент неизменно норовила сесть на дедушкино

лицо, точнее, на самый кончик его бледного, в темных прожилках, носа. Олег пытался

помочь мне, сгонял рукой муху, но где там, с завидным упорством эта жужжащая тварь

снова и снова возвращалась на насиженное место. Дед лежал внешне безучастно, как

будто происходящее его совершенно не трогает. Участников похорон такое невиданное

зрелище явно заинтересовало, и они стали удивленно переглядываться. Я избегал

встречаться с Олегом взглядом, чтобы громко, в голос, не рассмеяться. Он тоже с

большим трудом сдерживался. Если бы я не был свидетелем и даже активным участником

этой сцены, то никогда б не поверил, что такое вообще возможно: муха кружила над

дедом, как привязанная!

Мне бы спрятать фотоаппарат да выйти из комнаты, но я уже так вошел в процесс, что не мог остановиться. Это было какое-то наваждение! Я упорно наводил на покойника

свою зеркалку, и так же упорно проклятая муха раз за разом садилась на облюбованный

ею нос…

Кончилось тем, что наглое насекомое, наконец, дало слабину: село на дедов

пиджак в районе верхнего нагрудного кармана, полагая, очевидно, что там можно, наконец, отсидеться в покое. Как бы ни так! Это была его последняя посадка. Мой друг, трясущийся от еле сдерживаемого смеха, не выдержал, оглянулся украдкой и изо всех сил

хлопнул по опостылевшей мухе. Я замер. Труп содрогнулся, и у него открылся рот. Это

было так странно, что мы с Олегом, не веря своим глазам, чуть не потеряли сознание.

На этом наши приключения не окончились. Видя, что я прекратил снимать, Таисия

Ивановна тут же предложила поучаствовать мне в переноске покойного, на что я деланно

оскорбился: зачем же тогда я с собой брал фотоаппарат, кто здесь, кроме меня, справится

с ответственнейшей задачей фотосъемок покойного на его последнем марше?

В общем, пришлось мне ходить поодаль от процессии, время от времени щелкая в

сторону скорбящих родственников незаряженным фотоаппаратом. А Олег, не посмевший

ослушаться моей строгой тещи, обиженно отводя от меня взгляд, грустно тащил в

компании таких же пяти бедолаг гроб неизвестного ему старика, радуясь хотя бы тому, что покойный был мелкой комплекции. Разве такое когда-нибудь забудешь?

Мы с Люсей вместе прожили четыре года. Потом расстались. Она вышла замуж за

хорошего человека, родила от него дочку Инночку. Сегодня обе ее дочери — взрослые

замужние женщины, живут со своими семьями в Израиле. Естественно, моя милая

Люсьена уже давно бабушка. Она прожила достойную жизнь, много лет назад усыновила

ребенка своей умершей двоюродной сестрички, жившей в Одессе. И это притом, что

26

родной его дедушка, сводный Люсин брат Сергей, по профессии инженер-электронщик, человек одинокий и неприкаянный по жизни, взвалить на себя хлопотные обязанности по

воспитанию сироты в свое время не решился. Люся и ее муж Алексей, старший офицер

милиции, не дали пропасть Вадику, вырастили и воспитали его, дали хорошее

образование. Так поступают добрые приличные люди. И если в начале этой новеллы я с

удовольствием описал некоторые безобидные шалости моей первой супруги, от которых, в конечном счете, никто особенно не пострадал (зато жить всем вокруг становилось

интереснее!), то теперь, когда пришел час подводить итоги, можно честно сказать, что она

прошла достойный путь, и поступки ее взрослой жизни вызывают только уважение.

Мне на нее обижаться нечего. Что было, то было. Люся трактует свой уход от меня

известной истиной, мол: «в одной берлоге два медведя не уживутся». Единственный

неприятный отголосок тех лет — когда мне приходится, если заходит речь об Инночке, Люсиной дочери от Алексея, объяснять степень своего родства с ней словами «сестра

моей дочери». Звучит, на первый взгляд, не очень понятно, после легкого пояснения все

становится ясно, но почему это меня, даже спустя столько лет, смущает и коробит?

===============

ГИГАНТ ПЕРИФЕРИИ.

Ко времени, когда мы с ним познакомились, Александр Абрамович Насонов

преподавал историю в 39-ой школе. Собственно, в классе, где он был классным

руководителем, осенью 1971 года я проходил преддипломную педагогическую практику.

Ему тогда было лет 45. Седой, невысокий, полный, с жестким выражением умного

волевого лица, он мне казался пожилым человеком.

Аккуратные скобки в уголках четко очерченных губ, острый проницательный

взгляд. Сейчас, когда я рассказываю о нем, мне куда больше лет, чем было тогда ему.

Интересная все-таки эта штука — жизнь…

Александр Абрамович понравился мне сразу и навсегда. С учениками он вел себя

абсолютно раскованно и даже демонстративно небрежно. На каждом шагу их подначивая, мог дружески бросить:

— Ну и лопух же ты, Петя — свет таких не видал! Ты уж пойми меня правильно: в десятом

классе нельзя жить с одной извилиной в голове, нужно иметь хотя бы две…

Меня такие вещи немного настораживали, но ребята на него не обижались, он был

своим, его боготворили.

Историю Насонов знал блестяще, мыслил нестандартно, на его уроках сидели, разинув рот, не только ученики, но и проверяющие разных рангов.

В Херсоне звание «учитель-методист» он получил первым. Был на научной

конференции в Киеве, выступил в прениях; при десятиминутном регламенте — говорил в

атмосфере напряженнейшего внимания