Сергей Филатов - Совершенно несекретно Страница 13

Коммунисты, возможно, забили бы демократов, но среди нас были прекрасные юристы — Сергей Шахрай, Сергей Бабурин, прошедший Афганистан и поначалу горячо поддерживавший преобразования в стране, Владимир Варов, адвокаты Борис Золотухин и Игорь Безруков, экономисты — доктор экономических наук Виктор Шейнис, Владимир Исправников, Петр Филиппов, политологи, журналисты, ученые — Евгений Амбарцумов, Геннадий Веретенников, Евгений Кожокин, Сергей Носовец и десятки других, которых еще не знала страна. Ну и Юрий Рудкин, личность которого мне представлялась достаточно интересной. Юрист по образованию, он в последующем стал членом Комитета по законодательству, работал в одной упряжке с Сергеем Шахраем, а затем — секретарем Конституционного суда. Любопытно, что с

самого начала функционирования комиссии принципиальный Рудкин в спорах, касающихся Конституции РСФСР, чаще всего оказывался на стороне самой Конституции, которая не позволяла инициировать процесс ее изменения.

Мы попали в ловушку: не изменив старую, еще коммунистическую Конституцию, невозможно даже и помыслить о демократических преобразованиях в стране, а изменить Конституцию при существовавшем тогда — большевистском — составе Верховного Совета мы не могли. И оказались, таким образом, в замкнутом круге, не сразу это осознав.

Вместе с нами очень активно работали в те дни Андрей Головин, впоследствии возглавивший фракцию «Смена», Михаил Бочаров, проявивший себя прекрасным организатором и знавший — что было для нас исключительно важным — все входы и выходы в самые разные государственные инстанции, Олег Румянцев, который с первых шагов приметил для себя работу над новой Конституцией. Очень горячо поддерживал Ельцина на первых порах и Владимир Исаков, тоже деятельно включившийся в подготовку к съезду. В тот период среди нас находилось немало интересных людей, которые впоследствии — по тем или иным причинам — ушли в оппозицию к Ельцину.

И все-таки неодолимое желание энергично включиться в жизнь и прогрессивно повлиять на происходившие в ней процессы позволили нам, «ДемРоссии», при наличии на съезде всего 28 процентов голосов выйти на победную прямую по многим вопросам повестки дня. Практически каждый день мы собирались, обкатывали, прорабатывали идеи, представлявшиеся нам жизненно необходимыми; более детально узнавали друг друга, получив наконец возможность выговориться; учились точно и кратко формулировать мысли — для максимально эффективных последующих выступлений.

Уже во время работы съезда стало понятным все неудобство помещения, где он проходил: вытянутый, как кишка, зал, в котором почти ничего не видно и не слышно без применения спецтехники — микрофонов и наушников. Позже я пришел к выводу, что в Кремле в этом смысле все помещения сделаны ненормально, с отвратительной акустикой, — видимо, чтобы того, кто захотел бы что-нибудь выкрикнуть во время заседания, никто не разглядел и не расслышал. Да и сам человек, не узнав собственного голоса и осекшись, опустился бы униженно на свое место. Я видел, как такие чувства посещали многих депутатов и гостей.

Похожие условия для заседаний существовали и в самом Кремле, и в Кремлевском дворце съездов, и в Малом зале, где заседало политбюро, и в Свердловском зале, где в те времена проходили пленумы ЦК КПСС. Все тут отделано под дерево и рассчитано таким образом, что даже стоящего у микрофона человека бывало еле слышно, а уж с места… То есть система акустики создавала впечатление никем не прерываемой, ничем не нарушаемой работы председательствующего. Не могло же, в конце концов, случайно совпасть, что во всех крупных советских залах — одинаково отвратительная акустика?! В кабинете — в нем да, необходимо, чтобы голоса гасились, а там, где собираются сотни и тысячи человек…

По такому вот принципу был сооружен и зал заседаний в Большом Кремлевском дворце, образованный из двух залов — Александровского и Андреевского, лишенных, по приказу Сталина, перегородок: та самая кишка с длинным, низко нависающим чуть ли не над половиной помещения балконом для гостей. Практически в зале заседаний хорошо просматривалась лишь центральная часть, куда когда-то выходил «вождь всех времен и народов» и где стояла в полный рост мраморная фигура Ленина…

Разве мог я тогда, на Первом съезде народных депутатов, предположить, что перед Шестым съездом нам выпадет решать задачу, как убрать эту семитонную махину, и что вместе с Владимиром Шумейко придется во время ведения заседаний съезда отбиваться от нападок фракции КПРФ и, наконец, не найдя решения, просто загородить Ленина плотным занавесом. Но все было сделано в соответствии с законом о государственных атрибутах, к каковым ни бюсты, ни скульптуры, ни портреты уже не относились.

Когда же Василий Иванович Казаков начал вести заседания Первого съезда, эффект от этого длиннющего и нелепого для работы депутатов зала получился ошеломляющим: в зале стоит гул, трудно понять не только, что говорят, но и найти глазами, кто и откуда говорит, нелегко разглядеть своих единомышленников, чтобы договориться о том, как действовать во время заседаний.

Избрали координационный совет «ДемРоссии», куда вошли Анатолий Манохин из Новосибирска, Михаил Челноков из Москвы, Виктор Дмитриев из Ленинграда, Евгений Ким из Ульяновска, Владимир Подопригора из Ижевска и я. И мы срочно начали создавать сеть связных по делегациям. В каждой выбирали координатора, который садился на видном месте, чтобы его могли быстро отыскать связные и чтобы, ориентируясь на него, остальные видели, как голосовать по тому или иному вопросу. В московской делегации таким координатором стал я. Постепенно мы научились всем премудростям работы в коварном зале: у нас появилась схема рассадки депутатов, мы стали собираться в перерывах между заседаниями для консультаций, постепенно выработали оптимальную в тех условиях систему деятельности.

Перед самым съездом народных депутатов М.С.Горбачев пригласил членов подготовительной комиссии — членов КПСС в Малый конференц-зал на Старой площади. Демократических депутатов в этом списке не оказалось, но, когда мы заявили о желании участвовать в таком собрании, отказа не поступило. Помню, мы так особнячком и сидели — М.А.Бочаров, С.Н.Красавченко, Н.И.Травкин, В.П.Лукин и я.

В то время КПСС уже не была ни единой, ни монолитной: в ней зрели серьезные противоречия, и многие ее члены надеялись, что она плавно перейдет с коммунистической на социал-демократическую платформу. И многие депутаты — члены КПСС пытались тогда помочь Владимиру Лысенко и Вячеславу Шестаковскому, которые предлагали разумный по тому времени ход: расколоть компартию на демократическую и консервативную части, чтобы создать таким образом нормальную, цивилизованную ситуацию двухпартийной системы в обществе. Об этом кандидаты в депутаты от «ДемРоссии» много говорили в предвыборную кампанию. Какую-то лепту, уже после выборов выполняя наказ избирателей, пытался внести и я, написав письмо в Волгоградский РК КПСС: