Таня Перес - Дитя дорог Страница 13

Результат этих слов был очень положительным. Сейчас же на моем животе появились всякие яства, которые трудно было удержать моими отмороженными пальцами! Первый раз, после того как я оставила свой Кишинев я наелась досыта и вкусно.

Я заметила, что даже в тяжелые времена у крестьян есть запасы на черный день. И не забыть счастливых и хороших дней, когда часть этих запасов доставалась и мне.

Мое положение очень значительно укрепилось – я попала в «общество». Сестры стали относиться ко мне с большим терпением. Много времени прошло, пока они привыкли к моей «странной личности». Я была и маленькая и большая сразу. Например, меня страшно интересовало все, что происходит в больнице. Это абсолютно не похоже на поведение других детей.

В этой больнице было два врача. Одну из них звали Софья Федоровна. Она была милая симпатичная и умная женщина. Софья Федоровна управляла администрацией больницы. Другой врач, Людмила Александровна занималась больными и лечила каждого больного. Еще были шесть медсестер. Две из них были очень симпатичные. Они особенно помогали мне и ухаживали за мной во время болезни и выздоровления. Акушерка не входила в персонал больницы. Ее приглашали отдельно сами роженицы. Она была очень популярна и сыграла важную роль в моей жизни из-за своей крайней набожности. Скользкая была баба! Кроме этого она рождала во меня чувство страха. Я понимаю, что она может допросить меня насчет моей семьи и моего дома. Но я делала все, чтобы не вызывать у нее сомнений. Она начала меня учить разным молитвам, которые я пока что не знала.

Кроме акушерки очень важной персоной был заведующий хозяйством. Он решал нашу судьбу: например будет ли суп, будет ли стирка, когда и кому будут греть комнаты, и даже когда откроются окна больницы в конце зимы. Мне кажется, что он был доносчик и даже вор! Один раз утром ко мне вошла Людмила Александровна:

– Как ты себя чувствуешь, девуля?

– Замечательно, спасибо!

Я увидела, что она мне не верит.

– Ты наверно думаешь о твоей маме.

– Да, я думаю об обоих, и о папе. Я много думаю о моей семье.

– Ты уверенна, что все были убиты?

– Я видела. Мне больно говорить об этом. А у вас есть дети?

– У меня дочка. Зовут ее Элли. Она меньше тебя, по-моему, на два года. Она очень хорошенькая девочка.

– А где отец дочки?

– Доктор Пелявский, мой муж, он был главврач этой больницы. Его взяли в армию еще в начале войны.

– А муж Софьи Федоровны тоже врач? Они оба вместе в армии?

– Да, он тоже врач. И я надеюсь, что они находятся вместе.

– Сколько времени прошло с тех пор?

– С той минуты, когда вспыхнула война. В 1941-ом году. Скажи, что случилось с твоим домом и остальной твоей семьей?

– Был огромный пожар, весь город сгорел, и все наше сгорело.

– Я понимаю.

Когда она говорила «я понимаю», мне было ясно, что она ничего не будет спрашивать. Так она заканчивала разговор и переходила на другую тему.

– У меня есть к тебе маленькая просьба, – она продолжила. – Знаешь ли ты румынский?

– Я училась румынскому языку, почти пять лет. Нас заставляли учиться румынскому языку. Я учила материал дома и сдавала каждые пол года экзамен в школе.

– Значит, ты хорошо понимаешь румынский?

– Я могу немножко говорить. Я хорошо знаю грамматику, но моя большущая проблема – я не знаю счет! Всегда я списывала у своей соседки за партой.

– Это не важно. Ты сможешь помочь мне с этим языком? Ты научишь меня некоторым фразам на румынском и как писать официальные документы для власти? Очень важно, чтобы было довольно грамотно.

– Всему, что мне известно, я могу вас научить. Для чего вам это нужно?

– У меня есть больные румыны. Солдаты. Раненые.

– Румыны тоже воюют?

Людмила Александровна смеется.

– Нет, нет. Они не воюют. Они ранены по другим причинам, в основном пьянство и драки.

– Хорошо, я могу вас научить правильно писать, правильно говорить, но я не знаю, как составлять официальные бумаги. Я никогда не писала официальные документы.

– Мне хватит того, что ты говоришь. Когда ты хочешь провести первый урок, госпожа учительница?

– Даже сегодня или завтра, когда вам удобно.

– Хорошо, завтра в двенадцать с половиной я у тебя.

– Принесите тетрадь, карандаш и ластик.

– Зачем ластик?

– Так надо!

– Я могу тебе еще кое-что предложить. Сделаем торговый обмен.

– Что такое торговый обмен? – я спросила.

– Я не могу тебе заплатить деньгами за твою работу, потому что тебе не нужны деньги. Я могу вознаградить тебя едой. Скажи, ты завтракала?

– Нет. У вас нет завтрака.

– Правильно, правильно. Это как раз то, что я хотела сделать. Завтра утром моя дочь, Элли, принесет тебе завтрак. Моя мама приготовит его специально для тебя.

– Спасибо. Я буду очень рада. Но у меня есть еще одна просьба, простите, если это невозможно.

– Что ты хочешь, девочка? Скажи, я очень хочу услышать.

– Я хочу чашку чая…

Людмила Александровна брызгает смехом.

– Я тоже хочу чашку чая! У нас уже год нет чая. Мы пьем чай из морковки смешанной со свеклой. Такая странная смесь.

– Я знаю. В деревне Ясиново меня научили это делать это очень вкусно, почти как чай.

– Это то, что ты получишь каждый день, даже два раза в день. Но знай, что ты должна будешь часто ходить по маленькому. Сейчас мне надо бежать.

После того как она ушла, я думала о том, что сделала фатальную ошибку. Я произнесла название деревни Ясиново. Я надеюсь, что она забудет это. А может быть, не заметила?

На следующее утро я проснулась в восемь часов. Я знала, что это именно восемь, потому что я видела через открытую дверь большие круглые часы, которые висели в коридоре перед моими глазами. Двери были всегда открыты. Часы висели над календарем, а под ним был маленький стол и два стула. Дежурные сестры сидели там. Вдруг я вижу, что в дверях стоит светловолосая девочка с изумительно голубыми глазами. У нее были точно такие же косички как у меня, только тоньше. Мои косички выпали из рук сестры, которая меня побрила. И теперь вдруг мне стало стыдно. В руке девочка держала довольно интересный узел. Это была белоснежная салфетка, в которой находилась большая тарелка и на ней… замечательный завтрак. Салфетка была так завязана, что у нее «были» ослиные уши. Без единого слова она поставила это произведение на круглый стульчик, который был всегда в моем распоряжении.

– Спасибо, Элли.

– Не мне! Моей бабушке. Она приготовила это. Когда кончишь, отдай сестре тарелку и салфетку.

Она не попрощалась со мной, и вышла так же, как вошла, кусок льда. Странно, подумала я, почему она меня ненавидит?!

Начала развязывать узел, и это было очень трудно. Мои пальцы не слушались, но зубы помогли. В этом узле я нашла изумительный завтрак, настоящий, пахучий завтрак, как дома! К сожалению, мне трудно было употреблять мои пальцы вместо вилки и ложки, но я съела все. Я была счастлива в этот день, когда Людмила Александровна училась у меня румынскому языку и была мной очень довольна. Я следила за тем, чтобы слова были правильно написаны латинскими буквами. До сего дня я себя спрашиваю, как я могла учить эту изумительную женщину, я, несчастная, маленькая девочка! Она относилась ко мне с любовью и с уважением. Ее я не забуду до последнего дня моей жизни!