Альбер Бенсуссан - Гарсиа Лорка Страница 13

Эти фразы проливают некоторый свет и на его личность, и на его будущее творчество. Что это за «лилия, которую нельзя полить», как не его неутолимое желание, его неудовлетворенная потребность любить, которая так отличает его от всех его товарищей: он не определился в своих влечениях, даже если при этом притворно выставляет напоказ «букет красных цветов» — символизирующий у него обычную мужскую потребность. И чтобы как-то защититься, не иметь дела с обычным мужским миром, который ему чужд, он ищет убежища в мире своего детства, в его играх и фантазиях. И в своих куклах, которых он вскоре возведет в ранг театральных актеров.

Задержимся еще немного вместе с Федерико на школьной скамье. Его брат Франсиско, не имевший в себе таких же задатков бунтаря (он станет прекрасным юристом и блестящим дипломатом), на протяжении всех школьных лет служил ему хорошим примером. И впустую. В противоположность своему младшему брату, Федерико, эта «дубина несчастная», не работал на уроках как положено. Он витал в облаках, смеялся или плакал. Он стремился затеряться в задних рядах класса: он согласен быть «сидельцем последней парты», которому он впоследствии трогательно посочувствует — в стихах. Он весь как чувствительный нерв. Не «обзывают» ли его школьные товарищи «Федерикой»? Вполне возможно, если верить тому, что рассказывал впоследствии один из его однокашников, — впрочем, не всегда можно доверять детским воспоминаниям взрослых людей: зачастую они измеряют прошлое мерками настоящего. Имел ли Федерико репутацию гомосексуалиста уже тогда, когда переехал жить в Мадрид? Если да, то всегда мог потом найтись бывший однокашник, который «припомнил» бы, что «это уже тогда было известно»! К тому же Федерико тогда и потом отличался экстравагантной манерой одеваться. С самого юного возраста он резко выделялся этим среди своих товарищей. Ведь не может будущий режиссер и актер одеваться «как все». В лицее, в отличие от товарищей, носивших вокруг ворота скромную ленточку, он щеголял ярким галстуком, бантом или бабочкой.

Итак, Федерико в Гренаде, ему 11 лет — это уже не тот нежный возраст, возраст детских игр, невинных, хотя и с некоторым сексуальным привкусом, в которые он играл со своими маленькими товарищами в Ла-Веге. В Гренаде он рос, тут прошли годы его созревания.

Здесь уместно будет сказать несколько слов об отношении к половым вопросам в испанских провинциях начала XX века. Чтобы лучше понять тогдашнюю жизнь, необходимо вспомнить о правилах, по которым жили в то время. В Испании вопросы пола были тогда настоящим «табу» — вплоть до провозглашения Второй республики, просуществовавшей недолго, — а затем, во времена франкизма, они стали объектом цензурной истерии и настоящих репрессий. На студенческом балу в университетском городке юноше было запрещено танцевать, если на нем не было рубашки с галстуком и пиджака. Даже летом, в самую жару, если юноша был одет в легкую рубашку, он вынужден был смирно «подпирать стенку», пока какой-нибудь приятель, устав танцевать, не одолжит ему свой пиджак и галстук, — только в таком виде он мог соответствовать жестким правилам, за соблюдением которых следили «церберы» — надзиратели. Само собой разумеется, было запрещено снимать пиджак и рубашку, под угрозой штрафа, даже в душном купе поезда; девушки имели право появляться в купальниках, но только сплошных и только на территории пляжа. Женщина как таковая была сплошным запретом — таинственная, упрятанная под строгой одеждой; всё ее жизненное предназначение сводилось к замужеству. Ей было запрещено даже ездить на велосипеде. О какой любовной интрижке могла идти речь? О каком флирте? Существовало строгое различие между женщиной, которую юноша имел право любить после женитьбы, и теми девицами легкого поведения, услугами которых он мог пользоваться с чистой совестью. Так что в строгой католической Испании бордели были колоритными и процветающими заведениями.

Товарищи Федерико были постоянными клиентами этих «почтенных домов» в той же Гренаде и передавали друг другу имена девиц, которые обладали особым талантом в своем деле. О них-то они и вели разговоры на улицах, в кафе, в разных собраниях, куда допускались только мужчины и юноши. Ни в коем случае женщины! Так вот Федерико никогда ни ногой не ступал в бордель! Женщина так и останется для него недоступной и запретной — несмотря на некоторые попытки в период его компанейства с Сальвадором Дали, о чем мы еще скажем. Он долгое время находил прибежище в том, что называл «великим жертвоприношением семени», клеймя позором своих распущенных приятелей; он даже бросил им однажды: «Вы, умеющие ласкать только шлюх, никогда не познаете радости прижать к себе и поцеловать новорожденного щенка». Так чудесно оживал в нем иногда маленький крестьянин его детства.

И всё же великий дар нежности, которым он был наделен, нашел себе выход в юной любви, пусть и не имевшей будущего, но она утешила его сердце и научила его чудесным словам любви. Это была прелюдия к его творчеству.

ДОРОГАЯ МОЯ ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Поцелуй мой словно астра у тебя на лбу;ты в душе моей утонешь, как в реке из роз,и под пальцами твоими будет петь нам пианино.

Его нареченную звали Мария Луиза, но самой первой любовью Федерико была… музыка. Она была «впечатана» в его гены: вспомним его отца, который любил вечерами, даже вернувшись с полей усталым, поиграть на гитаре; его дядюшку Бальдомеро, который был гвоздем программы в кафе «Чинитас» в Малаге, — это модернистское кафе будет потом прославлено Лоркой в музыке и стихах. И, конечно, тетушку Исабель — его первую наставницу в игре на гитаре. Среди его предков и родни было столько артистических натур! Сам Лорка был хорошим гитаристом, но пианистом он был просто превосходным, хотя и начал заниматься на пианино только в одиннадцатилетнем возрасте. Он и пел хорошо, несмотря на свой хрипловатый голос, а вернее, благодаря ему, — ведь его голос так точно соответствовал характеру андалузских народных песен, которые он в течение долгих лет собирал, обрабатывал и популяризировал повсюду — от Мадрида до Барселоны, от Нью-Йорка до Гаваны и, наконец, в Буэнос-Айресе. Он мог бы даже стать профессиональным музыкантом, и некоторое время эта идея всерьез занимала его. Все, кто его знал, вспоминают его сидящим за пианино, играющим, поющим, декламирующим. И он не ограничивался только немудреными песенками — он исполнял и серьезные, сложные произведения: это могла быть очаровательная арабеска Дебюсси, которой он однажды привел в восторг самого Мануэля де Фалью, или соната Бетховена, которую как-то вечером услышал в его исполнении Фернандо де лос Риос[7]. И особенно любил Федерико, с его тонкой, чувствительной душой, исполнять произведения великого музыканта, пианиста-романтика, своего тезки — Фридерика Шопена.