Джон Рид - Вдоль фронта Страница 13

– Я люблю деревню, – говорил он. – Это такая идиллия, не правда ли? Я всегда вспоминаю бетховенскую Пасторальную Симфонию, когда бываю в деревне. – Он насвистал рассеянно несколько тактов. – Нет, я ошибаюсь. Это, кажется, из Третьей.

Оказывается, его отец был крестьянином, и все его предки, с тех пор как сербы впервые пришли с венгерской равнины, были тоже крестьянами и жили в этой деревне, которая напоминала ему только Бетховена!

И в Сербии хорошо знают «Оружие и Человек» Бернарда Шоу.

Мы обедали в общей штабной столовой, в простом тронном зале Милана Обреновича, первого сербского короля. Его пышные красные плюшевые с позолотой троны еще стояли здесь, а на стенах висели портреты Милоша Обилича и других героев бурной сербской истории и главарей сербских комитаджей, которые погибли от турецкой руки в Македонии перед Балканской войной.

– Этот дворец – один из наших старейших национальных памятников, – сказал Джонсон. – Он построен больше чем полсотни лет назад.

Удивительна молодость сербского королевства. Прошло меньше ста лет с тех пор, как оно стало свободным государством после пятисотлетнего владычества Турции – и за это время какую историю оно проделало!

Тайная мечта каждого серба – объединение всех сербских племен в одно большое государство, венгерской Кроации и Далмации – родины сербской литературы, Боснии – источника сербской поэзии и песен, Черногории, Герцеговины и Славонии.

Каждый солдат из крестьян знает, за что он сражается. Еще когда он был маленьким ребенком, мать приветствовала его:

– Здравствуй, маленький мститель за Косово!

(В битве при Косово, в четырнадцатом столетии, Сербия подпала под власть Турции.)

Когда он подрастал, мать попрекала его:

– Ну, так ты никогда не освободишь Македонию!

Церемония перехода из детства в юность, отмечалась пением старинной поэмы: «Я сам сербин». Она начиналась:

Я – серб, рожденный быть солдатом,Сын Илии, Милоша, Вазы, Марко.(Национальные герои, подвиги которых   последовательно перечисляются.)Мои братья бесчисленны, как виноградины   во время сбора,Но они менее счастливы, чем я, сын свободной   Сербии!Поэтому мне надо поскорее вырасти, на   учиться петь и стрелять,Чтобы поспешить на помощь тем, кто ждет   меня!

– Что, если Италия займет Далмацию? – спросил я одного чиновника.

– Это было бы ужасно, – ответил он. – Это значило бы, что нам снова пришлось бы завоевывать то, чего мы добились этой войной!

Старый офицер, которого мы встретили позднее, сказал в каком-то экстазе:

– Мы учили, что эта мечта о великой Сербии несомненно осуществится – но в будущем, через много лет, через много лет. А вот она осуществилась в наше время. За это стоит умереть!

Сербия управляется Скупщиной – однопалатным парламентом, избираемым на основе всеобщего избирательного права «с пропорциональным представительством, – сенат, называемый в насмешку «музеем», был уничтожен в 1903 году. Король Александр пытался править автократично, но его убили; теперешний король попросту кукла и строго ограничен либеральной конституцией.

В Сербии нет аристократии. Королева Драга пыталась установить дворянское звание, «но, – как, смеясь, сказал Джонсон, – мы убили ее».

Крупных помещиков тоже нет в Сербии. Здесь каждый крестьянин имеет право на пять акров земли, не отчуждаемых за долги и налоги; он объединяет поля своих сыновей и дочерей, племянников и племянниц; по всей Сербии существуют такие кооперативные владения – «задруги», где поколения одной семьи с ее родственниками живут все вместе, сообща владея всей собственностью. До сих пор в Сербии нет промышленного населения и мало богатых людей.

Вечером мы выслушали драматическую историю о великой сербской победе в декабре. Дважды австрийцы овладевали страной, и дважды их отгоняли назад, и улицы Вальево стонали от раненых, лежащих под дождем. Но во второй раз враг удержал Шабац, Лосницу, два богатых района Мачвы и Подригны и высоты Гутчево. Сербы не могли выбить их из сильно укрепленных позиций. И тогда, в ужасную декабрьскую непогоду, австрийцы начали третье наступление, с пятьюстами тысячами против двухсот пятидесяти тысяч.

Устремясь через границу с трех пунктов, отстоящих на далеком расстоянии друг от друга, австрийцы прорвали сербские линии и загнали маленькую армию обратно в горы. Белград достался неприятелю. Дважды сербы оказывали отчаянное сопротивление и дважды вынуждены были отступать. Снаряжение подходило к концу – на каждое орудие приходилось меньше двадцати снарядов. Неприятель прошел Крупень и Вальево и находился в сорока пяти милях от Крагуеваца – главной квартиры сербского генерального штаба.

И вдруг в последнюю минуту что-то произошло. Новый запас снаряжения прибыл из Салоник, молодые офицеры восстали против своих осторожных начальников, крича, что лучше умереть, идя в наступление, чем быть убитыми в окопах. Генерал Мичич приказал наступать. Потерпевшие поражение сербы, бросившись из окопов, ударили на беспечные австрийские колонны, идя в атаку по узким горным ущельям. Захваченные в походе, обремененные большими орудиями и тяжелыми обозами по дорогам, почти непроходимым от грязи, австрийцы бешено сопротивлялись, но были вынуждены отступить. Фронт был прорван. Центр, смятый Мичичем и первой армией, был разбит и в панике бежал, бросая обозы, снаряжение, оружие и оставляя позади тысячи убитых и раненых и госпитали, переполненные тифозными больными. Таким путем тиф, начавшийся где-то в равнинах Венгрии, появился в Сербии вместе с австрийской армией. Некоторое время левое крыло пыталось удержать Белград, но торжествующие, разъяренные сербы буквально сбросили австрийцев в реку Саву и расстреливали их, когда они ее переплывали.

Этому большому сражению, о котором воевода Мичич донес лаконически гордой телеграммой: «На Сербской земле не осталось ни одного австрийского солдата, кроме пленных», не было присвоено никакого названия. Одни называли его сражением при реке Колубара, другие – сражением при Вальево. Но это, быть может, самый удивительный подвиг во всей Мировой войне.

По правую руку от полковника сидел поп в длинной черной одежде. Он не был таким жирным и хитрым, как обычно греческие попы, но все-таки был здоров и румян, шумно хохотал и пил вино вместе с офицерами.

– Мы все заодно, не так ли? – сказал он по-французски и обернулся к полковнику, который утвердительно кивнул. – Я три года сражаюсь в армии – не как священник, а как простой солдат. Мы, сербы, сперва мужчины, а потом уж священники. – Он засмеялся. – Вы слышали рассказ о том, как сербский епископ Дучич срезал лондонского епископа? Нет? Прекрасно. Они обедали вместе в Лондоне. «Вы довольны своим народом, – спросил лондонский епископ, – я слышал, сербы очень набожны». – «Да, – отвечал Дучич, – но в Сербии мы не ждем многого от бога. Мы просили его в течение пяти столетий освободить нас от турок, а в конце концов взялись за ружья и сделали это сами!»