Борис Евгеньев - Радищев Страница 13

Всю эту премудрость преподавал один единственный педагог, какой-то всезнающий французик Морамбер. Как он управлялся со всеми науками — можно себе представить!

Впрочем, пажи не столько обучались наукам, сколько «служили» при дворе. Они были на побегушках у императрицы, исполняли ее мелкие поручения, прислуживали за обедами и ужинами, — принимали от лакеев блюда и подносили их к царскому столу, стояли при каретах. По существу, это был штат «благородной прислуги».

В обязанности пажей вменялось переводить с французского языка комедии и составлять так называемые «экстракты» — излагать краткое содержание пьес. На одной из программ придворного спектакля сохранились имена Радищева и его товарища Челищева, составивших «экстракт» комедии Пуассона[47].

Императрица Екатерина сердито называла пажей «шалунами и невеждами». Молодые люди, лишенные воспитательного воздействия семьи, окруженные разлагающей, тлетворной обстановкой придворной жизни, которая могла научить их только лжи, притворству, лести и низким порокам, несомненно, представляли собою развращенную и далекую от высоких интересов и стремлений среду.

Представим себе худенького, большеглазого подростка, оторванного от дома, который он любил, лишенного ласки и семейного уюта, и мы поймем, как Радищев был одинок в этом новом для него, блестящем и суетном мире. Не одну слезу пролил он тайком по ночам, тоскуя и томясь в чужой ему среде.

Сама по себе жизнь при дворе, конечно, не могла способствовать духовному росту молодого Радищева. Трудно сказать, к чему привела бы его эта жизнь, если бы не его душевные силы и крепость, о которых теперь уже можно говорить с достаточным основанием, поскольку они выдержали такое суровое испытание, как пребывание в пажеском корпусе.

Но вот и светлый луч в этой темной и, конечно, безрадостной жизни: дружба — первая юношеская дружба!

Пребывание в пажеском корпусе и служба при дворе обогатили Радищева дружбой с Челищевым, Рубановским и особенно с Алексеем Кутузовым. Радищев и Кутузов жили в одной комнате, но не одно это чисто внешнее и случайное обстоятельство сдружило их. Их сблизила общность интересов: оба они любили литературу. В жизни они пошли совершенно различными путями, но эту юношескую свою дружбу Радищев пронес через годы учения за границей и впоследствии, несмотря на разлуку, несмотря на глубокую «разность во мнениях», он сохранил, сберег ее на долгие годы.

Дежурства при дворе отнимали у пажей немало времени. В свободные же часы они могли заниматься чем угодно, лишь бы соблюдали при этом известные приличия.

Приличия, очевидно, соблюдались далеко не всеми «шалунами и невеждами». Но Радищев и Кутузов в свободное время занимались чтением, дружескими беседами и спорами, пробовали свои силы в литературе. Уже в это время они проявляли горячий интерес к новым учениям о жизни и человеке, проникшим в русское общество в 60-е годы XVIII столетия.

«Властителями дум» культурного мира в то время были Вольтер и Руссо. Эти писатели проповедывали новое учение о природе, о человеке и обществе.

Разрушительная критика Вольтера церковных предрассудков, тормозящих прогресс человечества, критика феодальных привилегий, страстный протест Руссо против общественного неравенства и эксплоатации увлекали сердца людей.

Вместе со всеми передовыми русскими людьми юноши пережили горестную утрату для русской науки и литературы: 4 апреля 1765 года умер Ломоносов…

Интерес молодого Радищева к литературе, пробудившийся еще в Москве, в семье Аргамаковых, не только не угас в Петербурге, но окреп еще сильнее. Содействовала этому не только дружба с Алексеем Кутузовым, но и до известной степени новая «мода» в придворных кругах. Теперь для успеха при дворе и в «обществе» требовалось уже знакомство не с последней парижской модой, а с новейшими произведениями литературы. Прислуживая во дворце, Радищев мог видеть в покоях императрицы новые книги, рукописи, принадлежащие ее перу. Многие вельможи, которые до того не проявляли заметного интереса к науке, литературе и прочим высоким материям, теперь, подражая и угождая «просвещенной монархине», также принялись устраивать в своих дворцах библиотеки и картинные галлереи, чтения новых произведений и постановки модных пьес. Это была всего лишь одна сторона придворной жизни, — Радищев знал и другие!..

Среди книжных новинок 1766 года появился новый роман все того же Федора Эмина «Письма Эрнеста и Доравры». Не может быть, чтобы Радищев не читал его. А в романе были страницы, способные заставить призадуматься впечатлительного юношу.

«…Сколь нещастливы те бедняки, — читал Радищев, — которые судьбою достались во власть таким людям, которые не только не знают, что есть добрый крестьянин, но и того не разумеют, что есть человек? Иной из них, получа после отца своего великие деревни в наследие и вдавшись в мотовство, разоряет вконец своих мужиков, так что ни ему, ни себе полезны быть не могут. Многих я видел бессовестных наших соседов, которые, не веря своему управителю в том, что уже с мужичков ему взять нечего, сами приезжали в свои деревни и мучили бедных своих крестьян беспрестанными побоями, для того, чтобы они от оных откупились деньгами. Таких помещиков я почитаю за тиранов, по несчастию нашему в соседстве с нами находящихся…» [48]

По тогдашним понятиям, Радищев стоял на хорошей, верной дороге к успеху в жизни.

Пушкин писал о Радищеве:

«Следуя обыкновенному ходу вещей, Радищев должен был достигнуть одной из первых ступеней государственных. Но судьба готовила ему иное…»

Дело, конечно, не в «судьбе», а в тех особенных свойствах ума и нравственного характера Радищева, которые выделяли его из числа окружавших его людей и понуждали выбирать свои, не похожие на другие, пути в жизни, согласно требованиям собственной совести.

В 1765 году, на третьем году пребывания Радищева в пажеском корпусе, в Россию вернулся, окончив курс учения в лейпцигском университете, молодой граф Владимир Орлов, брат фаворита Григория Орлова. Он был «обласкан» императрицей и, несмотря на свою молодость, назначен директором Академии наук.

Нуждаясь в образованных юристах, Екатерина, по совету Владимира Орлова, повелела отправить шестерых пажей обучаться в Лейпциг. В числе этих пажей оказались Радищев и его друзья — Челищев, Рубановский и Кутузов, — прямое свидетельство того, что они отличались успехами в науках в бытность свою в пажеском корпусе.

К пажам разрешено было присоединиться еще шести молодым дворянам.

Наставником и попечителем, или, как его называли, «гофмейстером», будущих студентов был назначен грубый и невежественный солдафон из немцев — майор Егор Иванович Бокум.