Михаил Манакин - Полковая наша семья Страница 13

- Возьмите. И у меня тоже есть.

Что за человек этот Лапик? Всегда он предвидел то, что произойдет. Как-то готовились мы к длительному маршу. Погода - лучше не бывает: солнце, ярко-голубое небо и теплый ветерок. А он тщательно сложил газету, запихнул ее в кисет с табаком и аккуратно сунул его... за пазуху.

- Это зачем? - спросил я.

- На закрутки, - не моргнув глазом ответил Лапик. - Дождь пойдет, как закуривать будем?

И действительно, через два часа разразился ливень. Вымокли мы, как говорится, до нитки. На привале бойцы полезли в карманы, чтобы сделать самокрутку, а бумага мокрая, расползается. Да и табачок промок. А у Лапика все чин чинарем. Добродушно посмеиваясь над молодыми автоматчиками, он отсыпает им табачку в сухие газетные листки и с легким укором приговаривает:

- Солдат должен всегда думать наперед: утром - о вечере, в обороне - о наступлении, за обедом - об ужине.

И вот теперь, перед боем, я вспомнил этот случай и, поблагодарив Лапика, взял тесак, на ходу старался приладить его к поясу, успокаивая себя мыслью о том, что нашей роте драться с врагом врукопашную вряд ли придется. Ведь автоматчики находились в резерве, и командир обычно пускал нас в дело лишь тогда, когда требовался мощный сосредоточенный огонь по врагу.

Размышляя так, я не учитывал одного: бой почти никогда не разворачивается по заранее намеченному плану, тем более встречный, где нельзя все продумать, все предусмотреть. И в данном эпизоде солдатская интуиция и боевой опыт Лапика оказались надежнее, чем мои, как мне казалось, логические соображения.

Лес все редел и наконец перешел в колючий кустарник. Видимо, наша рота продвигалась слишком быстро, потому что мы догнали батальон Генералова. Командир роты передал команду замедлить движение, но в этот момент раздался удивленный возглас:

- Братцы, так это же немцы!

На мгновение все замерли: действительно, слева и впереди нас, метрах в семидесяти, развернувшись в цепь, шли фашисты.

Еще не поняв, как я почему они оказались здесь, я вскинул автомат и, крикнув: "Огонь!", дал длинную очередь в сторону гитлеровцев.

Для фашистов наше появление тоже было неожиданным. Растерявшись на мгновение, они уступили нам инициативу в открытии огня.

Совсем рядом раздался чей-то звонкий голос:

- Бей фашистов! Вперед! Ура!!!

Кто подал команду, я так и не узнал. Да и не это было главным. В бою порой не всегда из-за грохота разберешь, какой приказ дает командир, но всегда чувствуешь, что от тебя требуется. Так и здесь, подхваченные единым боевым порывом, стрелки и автоматчики устремились навстречу врагу.

Если быть откровенным, то я старался потом никому не рассказывать об этом, первом в своей жизни рукопашном бое. Каждый из нас, конечно, предполагал, что рукопашная схватка возможна. Об этом мы не раз поговаривали. И обычно после таких разговоров я мысленно представлял, как буду действовать. Короткие и точные автоматные очереди... Стремительные движения... Резкие выпады... Удар прикладом... Кое-что в моих представлениях было от запомнившихся кинофильмов о войне, многое домысливал, но себя неизменно видел в критических ситуациях ловким, изобретательным, хладнокровным, метким и сильным.

Увы! Действительность оказалась весьма далекой от предположений. Уже с первых же секунд все развивалось не так, как хотелось бы.

Я побежал что есть силы вперед, не спуская глаз с высокого и, по всему видно, крепкого фашиста с погонами унтер-офицера. Он понял мои намерения, устремился мне навстречу. Я прекрасно понимал, что мне стрелять надо. Надо! Между нами оставалось метров тридцать! И все же он выстрелил первым. Только случайность спасла мне жизнь. По-видимому, фашист зацепился о корень боярышника и, пытаясь удержаться на ногах, подался вперед: очередь вспорола землю впереди меня.

Только тогда с меня слетело оцепенение. Я нажал на спусковой крючок, целясь своему противнику в грудь и голову. Но он продолжал бежать. Значит, я промазал!

Странное дело, потом, после боя, в своем диске я обнаружил еще десятка два патронов. Значит, пока я сближался с высоким унтером, можно и надо было еще стрелять. Но этого я почему-то не сделал, упустил драгоценные мгновения. Дальше мной руководили, скорее всего, инстинкт и ярость, чем какой-то осознанный расчет.

Лица врага я не видел - только его раскрытый, что-то орущий рот и заслонившая все впереди серо-зеленая ненавистная фигура. Секунда - и прямо перед моими глазами возник металлический блеск автоматного приклада. Стволом своего автомата отбиваю его в сторону, и... мы сталкиваемся с такой силой, что оружие вылетает из рук.

"Эх, Манакин, Манакин! Где же твои хитрые выпады, резкие уходы в сторону, молниеносные подсечки?!"

Получилось что-то вроде бестолковой уличной драки: мы колошматили друг друга кулаками, попеременно, по-борцовски, обхватывая друг друга за туловище, пытались свалить противника на землю... Чудом мне удалось одолеть унтера...

Когда я поднялся, то увидел, что рукопашный бой еще далеко не закончился. Рядом катались по глинистой земле двое, и трудно было узнать, кто же из них наш, а кто враг. Лишь по подметкам подкованных сапог разобрал, что белоголовый верзила, прижавший к земле своего соперника, фашист. Вот здесь и пригодился тесак... Словом, выручил я товарища. Опустил автомат, помог сесть гвардии рядовому Хадырову. Солдат никак не мог прийти в себя, но задерживаться возле него я не имел права: бой продолжался.

Выстрелов было мало, но борьба шла везде. Возле раскидистого тополя умело орудовал винтовкой со штыком низкий, коренастый и смуглый солдат. Рядом уже валялись, скрючившись, двое фашистов, и теперь он мастерски наседал на третьего. Гитлеровец уже не в силах был нападать. Он только успевал отбивать автоматом резкие выпады нашего бойца. Солдат мне был незнаком. Понимая, что в помощи моей здесь уже не нуждаются, я побежал дальше. А через несколько дней все соединение узнает о подвигах этого бойца, проявившего настоящее мастерство в рукопашной схватке. Дивизионная газета "За Родину" обобщит опыт штыкового боя гвардии рядового С. Шакирова, поместит его фотокарточку на второй полосе.

Я на мгновение растерялся: куда бежать? И вдруг сердце мое замерло: я увидел Лапика. Обхватив руками живот, согнувшись, он странно шатался из стороны в сторону. Когда я к нему подбежал и окликнул, он поднял искаженное болью и окровавленное лицо.

- Алексей, куда тебя?

Я хотел поддержать его, но он решительно покачал головой, отвергая мою помощь, затем с глубоким вздохом облегчения разогнулся, и (о чудо!) по его лицу пробежала улыбка.

- Понимаете... Прикладом в живот. Ух и сильно, гад. Но и свое он получил...