Юрий Щербак - ЧЕРНОБЫЛЬ Страница 14

Сергей Николаевич Газин, старший инженер управления турбогенератором:

"Я работал смену с 16.00 до 24.00 в пятницу, 26-го апреля. И остался на испытаниях в связи с тем, что они не прошли в нашу смену. Испытания такого рода ранее не проводились, и поэтому я для повышения своей квалификации решил остаться еще на смену. Все шло нормально, и в общем-то все испытания были закончены и подошли к последнему этапу. Обороты турбины быстро снижались, что, кстати, более всего меня интересовало как специалиста, и в этот момент произошло два мощнейших толчка, причем последующий был гораздо сильнее предыдущего.

После этого блочный щит управления четвертого энергоблока был в сильной пыли, сразу все стихло, ну и сначала, естественно, не было понятно, что же произошло? Было это в 1 час 23 минуты ночи. Я находился на расстоянии 30 метров от реактора. Выскочил в зал - а блочный щит находится между турбинным отделением и реактором. Блочный щит - центр всего контроля энергоблока. Выскочил в машзал и увидел такую картину: отсутствует его освещение, на площадке питательных насосов идут сильные сполохи коротких замыканий, валит пар и сильный запах гари. Я быстро вбежал обратно, сообщил об увиденном начальнику смены блока Александру Акимову, с тем чтобы он срочно вызвал пожарную команду.

После этого мы определились по технологии, что надо срочно подать воду в реактор. Вместе со мной посмотреть испытания оставался начальник моей смены блока Юрий Трегуб, вместе с ним мы побежали в реакторное отделение, но пройти не смогли, поскольку были остановлены огромным количеством пара и горячего дыма. Мы вернулись обратно и сообщили об увиденном. Затем я помогал своему сменщику, помогал по технологии, поскольку необходимо было сохранить жизнеспособным третий энергоблок. Уходила вода из напорного бассейна, из которого происходит поступление воды в конденсатор турбины, отключились в момент аварии циркуляционные насосы нашего блока, и нужно было восстановить эту схему.

С этим мы справились, и третий блок удержался.

Достал изолирующие противогазы ребятам, которые стояли за пультами, они никуда не могли отлучиться, а "лепестков", к сожалению, не оказалось на рабочем месте. Начальник смены блока Акимов попросил меня сбегать и вызвать начальника смены цеха, я побежал, но сразу дойти не сумел, поскольку сразу после аварии произошло обрушение на этом пути, огромное количество пыли, пара. В общем, не смог. Начал задыхаться и вернулся обратно".

Юрий Юрьевич Бадаев. Работал в ту ночь на информационно-вычислительном комплексе "СКАЛА".

"СКАЛА" - мозг, глаза и уши станции. ЭВМ производит необходимые операции и расчеты и выдает все на блочный щит управления. Если "СКАЛА" останавливается - они как слепые котята.

Должность у меня - электрослесарь. Странно? Но это так. По образованию я инженер-электронщик. Обычно на вычислительных центрах работают электронщики, но у нас на АЭС почему-то называется "электрослесарь".

Все происходило очень просто. Был взрыв, я был на смене в 40 метрах от реактора. Мы знали, что идут испытания. Испытания шли по заранее подготовленной программе, мы эту программу отслеживали. Вычислительная машина наша регистрирует все программные отклонения и записывает их на специальную ленту. Отслеживался режим работы реактора. Все было нормально. И прошел такой сигнал, который говорил о том, что старший инженер управления реактором нажал кнопку на полное погашение реактора.

Буквально через 15 секунд - резкий толчок, и еще через несколько секунд - толчок более мощный. Гаснет свет, и отключается наша машина. Через несколько минут подали какое-то аварийное питание, и с этого момента мы начали спасать оборудование, потому что наша информация нужна всем. Более того - это самое важное, это диагностика развития аварии. Как только подали питание, мы стали бороться за выживание машины.

Сразу после взрыва мы абсолютно ничего не почувствовали. Дело в том, что нашей ЭВМ создаются тепличные условия, поддерживается температура 22-25 градусов, постоянно работает нагнетающая вентиляция. Нам удалось запустить машину, удалось прикрыть "шкафы" (то есть ЭВМ. - Ю. Щ.) от воды, которая в это время стала литься с потолка. Машина работала, диагностика шла. Что она регистрировала - трудно было понять. Только тогда мы подумали: что же все-таки произошло? Надо выйти посмотреть. И вот когда мы открыли нашу дверь, мы ничего не увидели, кроме пара, пыли и прочего, прочего… Но в это время отключились "шкафы", контролирующие реактор. Ну, это святая святых, мы должны все сделать, чтобы контроль был. И я должен был подняться на 27-ю отметку, где находятся "шкафы". Отметка - это вроде бы этаж. Я бросился по обычному пути, но попасть на отметку уже нельзя было. Лифт был смят, раздавлен, а на лестнице валялись железобетонные блоки, баки какие-то, а главное - там не было освещения. По-прежнему мы не знали ни масштабов аварии, ничего. Я все-таки хотел туда попасть и даже сбегал за фонарем. Но когда с фонариком я прибежал вторично, понял, что не пробьюсь… Вода лилась с девятого этажа, хорошо лилась. Мы снимали запасные щиты и прикрывали наши ЭВМ, чтобы предохранить, чтоб работала "СКАЛА".

Потом мы узнали о масштабах аварии - мне в этом пришлось убедиться самому. Буквально за несколько минут до аварии к нам заходил Шашенок. Ну, это один из тех двух парней, что погибли. Мы разговаривали с ним как с вами, он пришел уточнить: "Есть-ли у вас связь непосредственно с помещением на 24-й отметке?" Мы сказали: да, связь есть. У них там работы должны были выполняться, это ведь был товарищ из тех, кто выполнял программу испытаний, снятие характеристик. У них в том помещении свои приборы стояли. Он говорит: "Ребята, если мне нужна будет связь, я через вас буду связываться". - "Пожалуйста", - говорим.

Пока мы спасали оборудование, было не до него. А ребята из его группы за ним побежали быстрее. И когда оборудование мы уже спасли, начался вызов из того помещения, где работал Шашенок. Постоянный вызов идет. Мы за трубку - никто не отвечает. Как потом оказалось, он ответить не мог, его там раздавило, у него ребра были поломаны, позвоночник смят. Я все-таки сделал попытку к нему прорваться, думаю, может, человеку нужна помощь. Но его уже вынесли. Я видел, как его несут на носилках".

Николай Сергеевич Бондаренко, аппаратчик воздухоразделения на азотно-кислородной станции:

"Двадцать шестого я работал ночью, как раз во время происшествия. Наша азотно-кислородная станция где-то в 200 метрах от четвертого блока. Мы почувствовали подземный толчок, типа небольшого землетрясения, а потом, секунды через 3-4, была вспышка над зданием четвертого блока. Я как раз посредине зала находился в кабине, хотел выйти после этого землетрясения, повернулся, а тут как раз в окно вспышка такая - типа фотовспышки. Через ленточное остекление я все это узрел… Ну а потом мы продолжали спокойно работать, потому что наше оборудование таково, что, даже если блок остановлен, мы все равно должны продукцию давать. Она идет для охлаждения реакторного пространства, и азот жидкий и газообразный постоянно используется.