Зеница ока. Вместо мемуаров - Василий Павлович Аксенов Страница 14

В течение недели моими соседями по столу в пароходном ресторане была семья научных работников.

— Мы живем сейчас в шесть раз хуже, чем раньше, — сказали мне они. Не в пять раз и не в десять, а именно в шесть, значит, был тут точный расчет. — С нашими нынешними зарплатами на пароходе по Волге не поплывешь.

Я удивился:

— Но вот плывете же.

— А это только потому, что у Генаши руки золотые, — сказала жена, и муж ответил ей ласковой улыбкой. Золотые руки, по всей вероятности, в калькуляцию не включались.

— Да вы не думайте, ВП, что мы против демократии, — продолжали они. — Мы за. Все-таки общество стало другим, отказалось от догм, расцветает религия, свобода печати, мы вышли из изоляции на международной арене. А все-таки так демократию не делают, как у нас. Народ не может простить массового ограбления, когда за одну ночь все его сбережения превратились в труху. А чубайсовские ваучеры, ведь это же сплошное надувательство!

Я согласился. Это были действительно тяжелые моменты, но ведь нельзя все-таки забывать, что вскоре народу, при непосредственном, кстати, участии Чубайса, этого бесспорно выдающегося деятеля последних лет, были даны в личное распоряжение совершенно неслыханные прежде материальные ценности.

— О чем вы говорите, ВП, — с возмущением воскликнули эти милые люди, — какие еще материальные ценности были даны народу?

— Да квартиры-то, — напомнил я, — ведь квартиры-то приватизированные стоят гораздо больше, чем пропавшие сбережения.

Мои собеседники, потрясенные, ничего мне не ответили и отправились на прогулку по палубе. Пока я допивал свое вино, они несколько раз прошли мимо ресторанных окон. По их жестикуляции и мимике было видно, что они обсуждают начисто забытый фактор приватизации квартир.

Вот это страннейшая история. У гигантских советских люмпенских масс впервые появилось что-то вроде собственности, их квартиры, которые они могут в любой момент продать или отписать по наследству детям и внукам. Никто об этом, однако, никогда не вспоминает и не ставит этого в заслугу демократам, очевидно, потому, что это не принадлежит к «добрым старым временам», когда все — вернее, почти все — были одинаково нищими, а квартиры принадлежали нашему единственному хозяину, совдепу. Интересно, что и нынешняя власть никогда не ставит этого себе в заслугу, уж не знаю почему.

Второй важнейший сдвиг, происходящий в обществе в связи с развивающейся ностальгией, читай — шизофренией, относится к нынешнему российскому восприятию Запада. В начале перестройки все были без ума от Запада, от Америки. Доходило до курьезов. Помнится, в январе 1991 года, когда в московских магазинах было шаром покати, когда стремительно надвигалась настоящая разруха, а в воздухе пахло не столько грозой, сколько вонью загаженных подъездов и подворотен, все надежды связывались только с Западом. Может, хоть они там не дадут нам пропасть! Иные граждане доходили до того, что жаждали какой-то курьезнейшей западной оккупации. Хоть бы уж Америка нас в конце концов завоевала — эту фразу я слышал не раз в те времена. Стереотип отношений с Америкой не позволял третьего варианта: или мы ее завоюем, или она нас. Пусть уж лучше она нас: там продуктов так много, что и на нашу долю хватит.

Между тем третий вариант как раз и вырастал в полный рост. Приходила западная помощь. Немцы стучались в бедные дома: Матка! Млеко! Яйки! Тетушки шарахались в ужасе: да что вы, немцы, у нас нет ничего! Немцы оставляли у дверей пакеты с «млеком» и «яйками». Отпущенная Гайдаром торговля начала понемногу, а потом все сильнее и сильнее заполнять рынок западными продуктами. Американский доллар утвердился по всей стране как вторая, стабилизирующая валюта. Дальнейшее стало очевидным, на каждом углу и в каждом магазине. Гниль вытеснялась яркими и свежими пятнами западного вмешательства.

Тогда вновь начали проявляться довольно противные черты нашего национального характера. Как в период Второй мировой войны народ был приучен саркастически усмехаться по поводу «свиной тушенки», которая, без всяких преувеличений, спасла миллионы жизней и миллионы детей избавила от, казалось бы, неизбежного рахита, так и сейчас начали сначала добродушно, а потом, насытившись, даже с некоторой злобцой высмеивать так называемые «ножки Буша». Приходится признать, что чувство благодарности не очень-то гипертрофически развито у нашего народа.

Нынче летом я пребывал едва ли не в постоянном удивлении. Что бы ни понадобилось, имеется в наличии. Выйдешь на Солянку, и любой товар к твоим услугам, будь это напиток, или фрукты, или электрочайник, или бумага к принтеру. Мало того, предлагается выбор почти на европейском уровне. Пусть продавщицы по укоренившейся советской привычке еще хамят, однако они уже не в силах притырить все это добро под прилавком. Наплыв западной продукции покончил с вечным советским дефицитом.

И все же нельзя ведь этого признать и поблагодарить судьбу за такие разительные перемены. Распространяется мнение, что Запад «сплавляет» нам товары пониженного качества. В эту «дезу» верят даже многие просвещенные, не раз побывавшие за границей люди. Послушайте, говоришь им, этого не может быть. Большие многонациональные фирмы крепче всего держатся именно за свои стандарты. Эти стандарты качества для них гораздо важнее сомнительных выгод от пересортицы. Им даже в головы не приходит подсунуть что-то плохое под видом хорошего. То, что похуже, просто дешевле, хотя тоже вполне доброкачественное. Ну помните, ну вы же помните, «осетрина не бывает второй свежести»! Другое дело, что наши купцы иной раз химичат, всовывают что-то залежалое, а вы не обращаете внимания на срок годности. Похоже, что вы правы, говорят просвещенные люди, но непросвещенных, увы, гораздо больше, и они с удовольствием подхватывают любой антизападный бред.

Нередко видишь, как в магазинах тетушки задирают нос при виде какой-нибудь французской сметаны.

— Дожили, уже и сметаны у нас своей нет!

Нет сомнения, в эти возгласы вкладывается какое-то патриотическое содержание.

— А всегда ли у вас была сметана при вашей власти? — спросил я.

— Всегда! — с ярким вызовом вскричала дама, уже набившая сумку западными «второсортными» товарами.

— Наверное, вы к закрытому распределителю были прикреплены, сударыня, — предположил я.

Дама запылала еще жарче.

— Какие сейчас все стали смелые! — восклицала она. — Раньше-то, небось, нос боялись высунуть, а теперь нападают на наше прошлое!

Такая странная дискуссия возникла вокруг сметаны. Публика, находившаяся в магазине, пожимала плечами. Трудно сказать, понимали ли они, что теперь у патриотической сметаны такие же права, как и у заморской. По телевизору же что ни день крупные дядьки, еще вчера развалившие свои колхозы, солидно рассуждают о необходимости «продовольственной независимости». Опять, что ли, осажденную крепость предвидят?

Интересную трансформацию претерпели