Лев Анцелиович - 891 день в пехоте Страница 14

Я уже писал о том, что в Донбассе мы похоронили командира батальона гвардии майора Акопова Петра Павловича. Под Запорожьем погибли начальник штаба батальона гвардии капитан Скакун Иван Корнеевич, командиры рот Шевчук Иван Яковлевич и Третьяков Иван Павлович. А сколько погибло рядовых, сержантов, сколько раненых было направлено в госпитали и медсанбаты, сколько раненых и контуженных оставалось в строю – трудно назвать эту цифру. Один лишь пример свидетельствует о больших потерях батальона: когда после войны мы пытались искать бывших воинов 94-го отдельного батальона ПТР, то удалось найти не более пятнадцати человек, это все, что от батальона осталось.

Говоря о больших потерях в ротах и батальонах, оснащенных противотанковыми ружьями, хочу привести выдержку их книги Алексея Исаева «Десять мифов Второй мировой». Там сказано:

«Вполне типичным был случай, когда из бронебойной роты после первой же атаки немецкой танковой роты (10 танков) в живых не осталось ни одного человека, причем три немецких танка отступали невредимыми. Бойцы откровенно не любили свои «удочки», говоря: «Ствол длинный, жизнь короткая».

В ноябре 1948 г. главный редактор газеты «Красная Звезда» генерал-майор Д.И. Ортенберг писал, что в борьбе с танками противника в период войны лозунг «Смерть или победа» – был решающим. Это означало – либо бронебойщик или артиллерист победит танк, либо погибнет. Другого в бою с танками не дано!

Большие потери объяснялись и тем, что командиры, которым придавался батальон, использовали всегда его роты на наиболее опасных направлениях: во-первых, потому что батальон был предназначен для борьбы с танками и уничтожения огневых точек противника, а во-вторых, потому что в дивизиях, которым мы придавались как часть усиления, мы были не свои, а приданные, и за большие потери в нашем батальоне комдив не нес такой ответственности, как за потери в своих полках. Кроме этого, пэтээровец с ружьем на плечах или в руках был менее подвижен в бою, чем автоматчик или обычный стрелок, а поэтому был более удобной мишенью для противника. После производства нескольких выстрелов ружье демаскировало себя, и противник всегда пытался уничтожить ружье и его расчет.

Но в 1941–1943 гг., когда у нас было мало противотанковой артиллерии и когда у противника не было тяжелых танков типа «тигр», ПТР получили широкое распространение в наших войсках и сыграли свою роль в борьбе с танками противника. Эта мысль находит подтверждение в энциклопедии «Великая Отечественная война 1941–1945 гг.».

После освобождения Запорожья 14 октября 1943 г. (3-я гвардейская армия только частью сил участвовала в этой операции) мы совершили марш на Васильевку (через станцию Жеребец). В конце октября мы вели бои в районе сел Балки и Благовещенское. Здесь, под селом Благовещенское, произошло событие, которое сыграло важную роль в моей жизни, определило и всю последующую судьбу – и службу в армии, и даже послевоенную жизнь.

Я уже писал о том, что весной 1943 г. или немного позже меня избрали комсоргом роты ПТР. Был я неосвобожденным комсоргом, т. е. одновременно выполнял обязанности первого номера расчета ПТР, а также помощника командира взвода. Летом 1943 г., когда мы стояли в обороне в районе города Кременная, я был принят кандидатом в члены ВКП(б). Это было трудное для страны время, шли тяжелые бои под Орлом и Белгородом, их исход, во всяком случае для нас, сидящих в окопах на переднем крае, не был известен. В части я был одним из самых молодых коммунистов – мне тогда только исполнился 21 год.

Вступление в партию на фронте, в боевой обстановке, было не формальным актом, оно влекло за собой выполнение определенных обязанностей, очень серьезных, а иногда – опасных для жизни.

В любой сложный для воинской части момент, будь то на переднем крае или в другой обстановке, командир, комиссар или замполит могли дать команду «Коммунисты, вперед!» и коммунисты обязаны были выполнить этот приказ. Следует отметить, что на фронте это всегда осуществлялось на практике, это было правилом жизни коммунистов-фронтовиков.

У молодежи, у людей, живущих в современном мире, может возникнуть вопрос: «А добровольно ли на фронте вступали в партию, не было ли это результатом давления со стороны командиров или политработников?». Отвечу: добровольно, никакого давления не было. Мы были воспитаны в пионерских лагерях, в комсомоле и в то время считали, что коммунистическая партия организует и возглавляет борьбу с нашим заклятым врагом – немецким фашизмом, что не всем, а самым достойным, отличившимся в боях воинам оказывают честь, принимая их в партию. Так считал и я. Поэтому без колебаний дал согласие на вступление в ряды партии.

Но мы также знали, что ждало коммунистов у немцев, в плену. А такая вероятность на фронте, особенно для тех, кто воевал в 1941–1942 гг., да и позже, кто был на самом переднем крае, никогда не исключалась. Так, известно, что под Киевом в 1941 г. попало в плен более 665 тысяч воинов Красной Армии. Весной и летом 1942 г. на Юго-Западном фронте трагедия повторилась. Именно в те дни был издан приказ № 227, «Ни шагу назад». Фашисты без суда и следствия расстреливали пленных коммунистов, политработников и других нежелательных «элементов».

В ноябре 1943 г. под селом Благовещенское был убит наш комсорг батальона, и меня, как я понимаю, по предложению Бориса Никитовича Казимирова, который в то время был начальником штаба, назначили комсоргом 94-го отдельного батальона ПТР. Кто такой комсорг в батальоне? Конечно, взносы собирать, учет вести, протоколы писать, собрания проводить в боевых условиях – дело хлопотное, сложное. От этого не уйдешь. Устав есть устав!

Но есть главное в работе комсорга – это обеспечение выполнения боевой задачи. Для этого комсорг, входящий в штаб батальона, должен знать боевую задачу своего батальона, полка, должен разбираться в тактических вопросах, должен знать обстановку на участке своего подразделения, части, полка. Тут в масштабе своего батальона, полка соображать надо, надо уметь ответить на задаваемые солдатами вопросы, в то же время личным примером воодушевлять солдат на выполнение боевой задачи. И хотя эта должность, если судить по большому счету, невелика (оклад у меня был как у командира взвода, а это самая низкая офицерская должность), но мое положение на войне в корне изменилось. Я уже не был в расчете противотанкового ружья, мне выдали автомат и трофейный пистолет «Вальтер». В окопе на дежурстве я уже не сидел, целые дни бывал в ротах, где у меня было много друзей, а в штабной землянке или в доме, где размещался штаб батальона, у меня было место, где можно было переночевать. До этого о крыше над головой я и не мечтал.