Юлия Вознесенская - Записки из рукава Страница 14

Словом, все, что я пишу,— это только первые впечатления. Поживем — разглядим!

Одно только твердо: друзья у меня здесь будут. Будут ли единомышленники — вот в чем вопрос.

Жить или выживать?

Я ненавижу слово «выживать». Слишком много подлостей совершено в мире только потому, что люди считали своим высшим долгом элементарное выживание. «Надо выжить!» — говорили они и лизали сапоги своим тюремщикам.

Я чувствую, что жить мне здесь пока нечем,— все там, в Петербурге. Воркута проходит мимо моего внимания. Чуть-чуть любопытства — и только. Я вспоминаю странников всех времен и народов, вплоть до Одиссея. Разве они жили во всякой стране и со всяким народом? Нет, они проходили сквозь них, наблюдая, запоминая, движимые своей единственной мыслью, своей идеей. Иногда только тоской по дому:

И скажешь ты случайно:

«Боже мой! На Итаку, на Итаку, домой!»

И станешь повторять ты: «Боже мой,

На Итаку, на Итаку, домой».

Относительная география

«А далеко на севере, в Париже…»

Когда-то эти пушкинские слова из «Дон-Жуана» меня околдовали. Это было фантастично: на севере и вдруг в Париже. Как-то я писала работу о первом фильме Клода Лелюша. Дошла до эпизода, где героиня тоскует о герое, находящемся в Ницце, и с великим удовольствием написала: «А далеко на севере, в Париже, его ждет женщина…»

Теперь я хожу и твержу: «А далеко на юге, в Ленинграде…»

А Москва в моем представлении и вовсе где-то у самого экватора!

ЗАКЛИНАНИЕ КОМПАСА

Стрелочка, стрелочка!

Покружись, покружись

Да на Юг повернись!

Они думали: «Пусть она заболеет».

Они думали: «Пусть ей будет трудно».

А у меня на столе холмик белеет,

А под ним — неотправленных писем трупики.

Стрелочка, стрелочка!

Покружись, покружись,

На бочок не ложись!

Они меня видят, а я никого не вижу.

Они меня слышат, а я никого не слышу.

И никого в целом мире обнять нельзя —

Господи! Где же мои друзья!

Стрелочка, стрелочка,

Стрелочка-невеличка,

В колесе белочка,

В западне птичка!

Покружись, покружись

Да на Жизнь повернись!

А она все к Северу, к Северу…

А душа все по миру, по миру…

Находка

Из сугроба на перекрестке двух улиц лезвием вверх торчал нож. Он сверкал на солнце, он был похож на самолет, вырывающийся вверх из облаков. Я подняла его, подержала на ладони, подышала на лезвие. Сталь не замутилась, как будто ее поднесли к губам мертвеца. Далеко мне лететь до жизни моей…

О расстояниях

Над крышей моего воркутинского дома пролетают самолеты на Москву, пролетают совсем низко.

Самолетик голубой,

Забери меня с собой!

Часа через четыре я могла бы быть на своей Жуковской.

А когда я сидела в «Крестах», ты был от меня в двух остановках электрички. «Но стены двойные»,— писал ты.

На земле давным-давно не существует никаких расстояний, ни больших, ни малых, а есть только злая воля холодных властолюбцев, делающих непреодолимыми даже самые малые расстояния. Будь их воля, они бы запретили и птичьи перелеты! Да будут они вечно одиноки и нелюбимы — во всей полноте их власти! Пусть их всех ждет смерть Джугашвили — без слез, без людей, без прощания!

Встреча

«Разрываю всем телом аркан государства!» Я в Ленинграде. Болен младший сын, идет суд над Рыбаковым и Волковым, тоска о тебе перешла границы выносимого — вот сколько причин для побега. Просидела, обнявшись с младшим. Он успокоился и обещал терпеливо ждать каникул, чтобы приехать ко мне. На суд я не пошла — мое появление уже ничего изменить не могло. Олег и Юл действовали так, что возникла мысль о сговоре с ГБ. Вот только в чем он заключался? Я не могла их видеть. А на следующий день меня взяли.

Олег и Юлий

Свирепый демон государственности царит в этом мире и даже делает чудеса. Как они умеют «раскручивать» людей, решившихся на разговор с ними! Юл и Олег хотели заслонить, спасти других, и вот…

Нет, с первой секунды и до последней — «ответ один — отказ!».

Многие вступали в игру с ними, но не победил еще никто. Кое-кто выиграл толику малых радостей: получил на пару лет меньше, отделался условным сроком, выехал за границу и даже вывез архивы и коллекции картин. Но какой ценой? Кто знает об этом? И кто теперь эти люди?

— Солнце высоко, колодец далеко. Сестрица Аленушка, я напьюсь из колеи?

— Не пей, братец Иванушка, грузовичком станешь!

Друзья, от которых я, как говорят добрые люди, «высокомерно отвернулась», мне дороже братьев. Но видеть их слабыми я не могла и не хотела. Линия их поведения до сих пор мне не ясна, я не понимаю, в чем тут дело.

Никому, кроме самих себя, они ни малейшего зла не причинили. Дело пострадало от их слабости — это да. Но люди, нет. А мне всего дороже люди. Они и мне с Натальей помогли отбиться. Может быть, они заслоняли не только нас?

И все-таки я против даже самых выгодных сделок с ГБ! Мне будет трудно забыть эту их слабость. Но жизнь продолжается. 6 и 7 лет лагерей — это страшно. Наши лагеря только называются так невинно, почти по-пионерски. Если называть вещи своими именами, то их отправили на каторгу — так это несколько веков называлось! Но и каторга одних убивает, а других закаливает. Они обманули мои ожидания во время следствия и на суде, но главное-то впереди!

И потому я все еще люблю их, как братьев…

6 и 7 лет — уму непостижимо! Ущерб — 10 000 рублей. Что за чушь, если для ликвидации лозунгов властям понадобилось всего несколько часов, а самая большая надпись на Петропавловке была сделана на Государевом бастионе, который уже был предназначен к пескоструйной очистке. Теперь они представляют дело так, что чуть ли не из-за надписи началась реставрация стен крепости; на самом деле она началась еще в мае. И ни слова нигде не было сказано о том, какого рода были надписи. Только борзописец Викторов в своей статье «Пачкуны» назвал эти лозунги «сквернословием». Ну что ж, если слова «партия», «СССР», «КПСС» — сквернословие, то уж я-то спорить с этим не стану!

В 1973 году новгородский житель облил кислотой из огнетушителя фреску Феофана Грека. Ему, видите ли, туристы надоели! Идиотом его не признали. Ущерб был определен в 300—400 рублей. Приговор — два года.

Последовательность и законность нашего судопроизводства умилительны!

Чудо

Сегодня на улице меня окликнули: «Юлия!» Гостиничная знакомая. Постояли, потрепались и разошлись. Но какое это чудо — услышать, как тебя окликает знакомый голос.