Ури Геллер - Моя история Страница 14

Как известно, в ядерной физике есть даже эффект Бома, названный так в честь Дэвида Бома, и вся его работа в этой области ценилась очень высоко. То же самое можно было сказать о Хастеде и Тейлоре. И поэтому я мог не сомневаться, что имею дело с первоклассными учеными, к мнению которых будут прислушиваться.

Для меня настало очень сложное, насыщенное время. Шла подготовка к записи альбома и одновременно к двум сериям научных экспериментов в Кингс-колледже и в Биркбек-колледже Лондонского университета. Расписание каждого дня было насыщено до предела. Начались длительные сеансы записи с большим оркестром и все прочие осложнения, связанные со студийной записью. Продюсером пластинки стал Вернер Шмидт. Он занимался оранжировкой музыки Байрона Джаниса и Дэла Ньюмена. Мне приходилось готовиться к новой серии научных экспериментов в Лондонском университете прямо между репетициями и непосредственной записью.

Программу исследований готовил Брендан О'Риган, который внимательно ознакомился с работой Станфордского института и выработал систему принципиально новых экспериментов, направленных в первую очередь на изучение физического воздействия моих энергетических сил на различные металлы и другие материалы. Он вместе с доктором Тедом Бастином даже осуждал Станфордский институт за то, что его научное заключение свелось преимущественно к телепатическим явлениям, оставив в стороне многие важнейшие аспекты проблемы. Кроме того, они оба считали, что ученые Станфордского института непозволительно затянули выпуск в свет результатов исследования, что привело к ужесточению споров вокруг «эффекта Геллера» и к потере интереса со стороны ряда крупных ученых, предполагавших уделить большое внимание новым энергетическим силам.

В итоге разгорелась настоящая война между теми, кто принимал возможность существования новых сил, и теми, кто полностью их отрицал. Кроме этих двоих ученых и уже упомянутых выше Дэвида Бома и Тома Хастеда, в экспериментах Биркбек-колледжа должны были также принять участие А.В.Кливер, возглавлявший отдел двигателей в компании Роллс-Ройс, и два знаменитых писателя — Артур Кестлер, автор романа «Слепящая тьма», и Артур С.Кларк, очень популярный фантаст. Словом, подобралась очень интересная и представительная группа, с которой мне, безусловно, было лестно и приятно работать.

То же самое можно было сказать и о научной группе доктора Джона Тейлора в Кингс-колледже.

Вообще надо сказать, что я к этому времени уже значительно изменил свое отношение к ученым в лучшую сторону.

И тем не менее накануне новых экспериментов я все равно чувствовал некоторую нервозность и волнение. Не удавалось мне полностью избавиться от боязни провала, неудачи. Слишком важными мне представлялись результаты этой серии исследований.

Глава 6. Ученые

Когда я прилетел в Англию в июне 1974 года, то сразу же позвонил профессору Тейлору в Кинг-колледж. Он подтвердил, что все эксперименты подготовлены, что он готов меня встретить и очень ждет начала опытов. Но мне предстояло сначала посетить студию звукозаписи, где тоже все уже было готово, поэтому я пообещал доктору Тейлору, что, как только закончу работу в студии, сразу же приеду к нему в лабораторию. Я чувствовал, что мне лучше начинать работать с ним, потому что, во-первых, мы уже были знакомы, а я всегда в таких случаях чувствую себя намного удобнее и свободнее. А уж затем я мог бы ехать в Биркбек-колледж, где была запланирована принципиально новая серия экспериментов. Таким образом, я бы постепенно входил в процесс работы, привыкая и осваиваясь, потому что волнение все-таки не проходило.

Запись продолжалась до глубокой ночи, и мне удалось лечь спать только в 4 утра. Естественно, я был очень уставшим, когда на следующее утро приехал в Кингс-колледж. Меня привели в огромную лабораторию с различной аппаратурой, приборами и инструментами. Доктор Тейлор сказал, что главное, что нам предстоит сделать, — это исключить любую возможность фальсификации, предусмотреть все возможные придирки для того, чтобы результаты экспериментов были безоговорочно приняты учеными, поэтому здесь так много аппаратуры.

Я согласился с ним, потому что и мне было важно иметь гарантии полного контроля. Я знал, что никакого обмана, никакой фальсификации нет, но важно было, чтобы и другие в этом тоже убедились. По словам профессора, ему удалось разработать такие приборы, которые улавливали бы все виды силового воздействия, которыми я мог бы воспользоваться для того, чтобы гнуть предметы. Кроме того, каждый кусочек металла имел специальную маркировку, чтобы невозможно было спутать уже согнутый предмет с оригиналом, не прошедшим контроля. Была предусмотрена и проверка меня на использование химикатов, таких, скажем, как дихлорид ртути. Он объяснил мне, что эти весьма, кстати, ядовитые вещества иногда действительно искажают форму металла, но при этом оставляют после себя следы, которые ни с чем не спутаешь.

Он приготовил разные виды металла для эксперимента: алюминий, медь, латунь, разные сплавы железа, олово, свинец, серебро и цинк, а также кристаллы хлорида лития. Среди сложной новейшей аппаратуры были приборы, при помощи которых можно было измерять величину теплового нагревания, вольтметры, мониторы радиации, приборы по измерению ультрафиолетовых лучей и аппаратура для проверки инфракрасной радиации.

Профессор Тейлор и его помощники к этому времени уже закончили серию экспериментов с детьми, которые обнаружили способность и умение гнуть металлы после того, как посмотрели мои передачи по Би-би-си. Им также удавалось гнуть металл, направляя все свое волевое усилие на предмет либо лишь слегка притрагиваясь к металлу. Он проверил 15 детей в возрасте от 7 до 15 лет и был очень доволен результатами проведенных экспериментов, которые удавалось неоднократно повторять в условиях лаборатории.

Перед тем как мы начали испытания, профессор Тейлор по взаимной договоренности меня тщательно обыскал: его интересовали какие-либо магниты или химикаты. Проделав это и, разумеется, ничего не обнаружив, он начал первый опыт, который заключался в том, что кусочек латуни размером в десять дюймов был приклеен к весам, похожим на те, которыми пользуются на почтовых отделениях, чтобы взвешивать письма. Кусочек этого металла лежал на весах таким образом, что одна его половина была на весах, а другая — висела в воздухе и при моей попытке согнуть ее провисла бы.

Цель этого эксперимента была установить, применяю ли я какое-нибудь тяжелое давление на металл. Весы были настолько чувствительны, что даже малейшее давление тут же проявилось бы. Указателем величины давления служила шкала с гонкой иголкой. При едва заметном прикосновении к металлу указатель показывал около пол-унции давления. Естественно, этого явно недостаточно для того, чтобы согнуть металл.