Африкан Богаевский - Ледяной поход. Воспоминания 1918 г. Страница 14

Слобода точно вымерла. Жители разбежались или попрятались. По улицам валялось немало трупов большевиков.

Красные бежали в полном беспорядке, бросив запасы и частью и оружие. Мы спокойно расположились на ночлег. Появились и жители, всячески стараясь оказать внимание «победителям». Но по их невеселым смущенным лицам видно было, что они с ужасом думают о новом приходе большевиков после нашего ухода. Жалко было их, но что мы, кочующая армия, могли сделать?

Ночью еще долго слышались кое-где одиночные выстрелы: добровольцы «очищали» слободу от застрявших в ней большевиков.

Этот первый в походе правильный бой, окончившийся полной нашей победой, имел для Добровольческой армии огромное нравственное значение. Явилась твердая вера в Корнилова и других начальников, уверенность в своих силах и в том, что лучший способ разбить большевиков – решительное наступление, не останавливаясь перед естественными преградами, сильнейшим огнем и превосходными силами противника. Была сделана взаимная боевая оценка врагов – ив нашу пользу. На большевиков, видимо, неотразимое впечатление произвело спокойное, без всякой суеты, стройное, как на учении, развертывание армии, смелый переход ее в наступление и атаку и меткий огонь.

Добровольцы увидели перед собой многочисленного, хорошо вооруженного противника, занимавшего сильную позицию, но скоро убедились в отсутствии у него стойкости войск и толкового управления боем. Красные с места же перешли к обороне, надеясь на непроходимость речки и силу своего огня, и, когда это не остановило доблестного Маркова, у них сразу пал дух, и началась паника, окончившаяся полным бегством.

План боя был очень прост, да и трудно было предпринять сложный маневр в наших несложных силах: он вполне соответствовал обстановке и заключался в решительном ударе с фронта, с обходом фланга.

Верховному главнокомандующему, еще так недавно управлявшему 10-миллионной армией, пришлось под Лежанкой решать одну из боевых задач, какие мне приходилось давать в окрестностях Красного Села юнкерам Николаевского кавалерийского училища, где я 10 лет был преподавателем тактики. И он решил ее на 12 баллов (на «отлично»).

Бой под Лежанкой был для Добровольческой армии первым боевым экзаменом. И она блестяще его выдержала. Почти все остальные многочисленные бои похода имели такой же характер и план. Но уже в этом бою ярко сказался недостаток у нас конницы: ни хорошей разведки, ни энергичного преследования не было. И в других боях мы постоянно это чувствовали.

В дальнейшем изложении мне придется описывать главным образом бои. Наш поход представлял собой практический курс по тактике во всем его разнообразии: походные движения, расположение на ночлег, наступательные, фланговые, отступательные (для арьергарда), конные атаки, переправы через реки и прочее. Противник был кругом и вместе с тем был неуловим. Нам все время приходилось наступать, пробиваясь через красное кольцо, и одновременно отступать, обороняясь с тылу. База у нас была всегда «при себе».

Впервые за поход в этом бою были взяты в плен и преданы военно-полевому суду несколько офицеров-артиллеристов 3-й артиллерийской бригады. Суд отнесся к ним снисходительно и помиловал их, поверив тому, что они насильно были взяты красными, державшими их семьи заложниками.

В Лежанке Корнилов приказал для отличия от большевиков нашить полоску белой материи на папахи и фуражки.

Глава III

На Кубани

С утра 23 февраля мы уже двигались по Кубанскому краю. Встречали нас в станицах хорошо. Кубанцы охотно присоединялись к нам после речей Алексеева и Корнилова. Станичные сборы высказывали свое враждебное отношение к большевикам, среди которых были почти исключительно «иногородние». Край богатый, большие запасы хлеба, много скота и лошадей. Большевизма во всей его прелести кубанцы еще не испытали.

Без боев прошли 23 февраля станицу Плосскую, 24 вошли в станицу Незамаевскую.

В стремлении к Екатеринодару, нашей обетованной земле, мы не задерживались в станицах, как в Донской области. Все уже втянулись в походную жизнь, приспособились ко всем ее неудобствам, кормились хорошо, а удачный бой под Лежанкой сильно поднял бодрость духа и веру в Корнилова. Грязь подсыхала, дни становились теплее. Надежда на хороший конец нашего похода становилась тверже.

Из станицы Незамаевской мы выступили в 10 часов вечера. Это было новостью: до сих пор шли все только днем.

Предстояло по пути к столице Кубани перейти Владикавказскую железную дорогу между двумя важными узлами: станциями Тихорецкой и Сосыки. Обе станции были заняты крупными отрядами большевиков. Между ними часто курсировали броневые поезда. Поэтому нужно было перейти железную дорогу ночью и как можно быстрее.

Все были перед выступлением предупреждены о цели движения: запрещены разговоры, песни, куренье, приняты все возможные меры предосторожности.

Чтобы обмануть бдительность противника, мы двигались сначала на запад, на станицу Павловскую, а потом после короткой остановки в хуторе Упорном круто свернули на юг. Наш обоз в темноте случайно оторвался от общей колонны, подошел почти на три версты к станице Павловской, занятой большевиками, и только счастливая случайность спасла его.

Эта невольная демонстрация сбила с толку большевиков.

Ночью нас никто не трогал.

По пути в одном месте нам пришлось проходить ручей с топкими берегами. Около двух часов драгоценного времени нам пришлось потерять, чтобы сделать настил для провоза пушек и обоза.

Все работали с необычайным усердием: каждый знал, что, если мы до рассвета не перейдем этого гибельного места, утром будет бой в очень невыгодных для нас условиях. Здесь я впервые увидел на работе саперную роту чехо-словаков.

Здоровые, сильные люди усердно работали, изредка перекидываясь словами на своем странном, таком близком по созвучию и вместе с тем чужом, языке. Им помогал командир роты энергичный высокий офицер. Здесь же был их «руководитель» штатский инженер Кроль, горбатый симпатичный человек. В конце нашего похода, уже на Дону, он был убит кем-то, по видимому, с целью грабежа.

Холодная, сырая ночь. После тяжелого похода днем клонит ко сну, но сознание опасности невольно подбадривает всех. Настил кончили. Перекатили несколько повозок по мягкой соломенной плотине среди камыша – прошли благополучно. Наконец потащили пушки. Со страшными усилиями, погружаясь в липкую холодную грязь, молча, без обычного в таких случаях для русского человека крика и гиканья, потянули и их, наших любимиц, могучая поддержка которых в бою всегда давала нам столько уверенности и бодрости…