Лилли Маркоу - Сталин. Личная жизнь Страница 15

Адъютант Ленина

Первое, что предпринял Сталин как профессиональный революционер после своего прибытия в столицу, – это визит вместе с Каменевым и Мураловым в редакцию газеты «Правда», во главе которой тогда стоял Молотов. В течение последующих трех недель, поскольку Ленин находился за границей, Сталин и Каменев стали руководить партией в Петрограде. Их позиция была центристской: считая, что социалистическая революция произойдет еще не скоро, они ратовали за умеренную политику по отношению к Временному правительству. Вопреки более радикальной позиции Молотова, Сталин и Каменев сумели навязать однопартийцам свою точку зрения, дойдя при этом до критики самого Ленина. Ленин, находясь в Швейцарии, забил тревогу в своих «Письмах из далека». Для него буржуазно-демократическая революция была уже перевернутой страницей, и он считал, что теперь пришло время готовить революцию социалистическую и, чтобы положить конец войне, как того требовало большинство народа, следует незамедлительно свергнуть Временное правительство. В газете «Правда» было напечатано только одно из этих писем, да и то из него удалили значительную часть критики в адрес Временного правительства[118].

Сталин продолжал ратовать за примиренческую политику и отказывался форсировать события, опасаясь отпугнуть мелкую буржуазию. Этим-то и объяснялась та поддержка, которую Сталин и Каменев стремились оказывать Временному правительству в марте 1917 года. Более того, Сталин предложил начать переговоры с меньшевиками с целью достижения единства партии. Третьего апреля Ленин нанес удар по этой соглашательской политике. Его «Апрельские тезисы» положили конец политике поддержки Временного правительства. Революционная непримиримость стала общей линией партии. «Один против ста десяти», – сказал Ленин, осуждая попытки сближения с меньшевиками. Самостоятельной позиции Сталина по отношению к Февральской революции был тем самым положен конец.

Сталин, однако, еще некоторое время вместе с другими большевиками, хорошо знавшими сложившиеся в стране реалии, продолжал противиться политике, за которую выступал Ленин. Шестого апреля внутри Русского бюро Центрального Комитета Сталин и Каменев заняли откровенно негативную позицию по отношению к «Апрельским тезисам». Ленин, которому все же удалось навязать однопартийцам эти тезисы, не стал обижаться на Сталина. Он, наоборот, предоставил ему полную свободу в вопросах, относящихся к национальным меньшинствам. На Апрельской конференции Сталин выступил с подробным докладом по данной проблеме[119]. Национальный вопрос был в это время одним из самых главных и трудных вопросов. Российская империя разваливалась на части, и поддержанная в свое время Лениным идея о «праве наций на самоопределение» начала претворяться в жизнь. Первой захотела выйти из состава Российской империи Финляндия. Ее примеру последовала Польша. Сепаратистские движения быстро развивались на Украине, в Закавказье и других регионах. Сталин по данному вопросу придерживался той же самой политической линии, что и Ленин. Он считал, что только партия пролетариата должна принимать решения относительно национального вопроса, учитывая уровень социального развития и классовую борьбу в каждом регионе. «Я лично высказался бы, например, против отделения Закавказья»[120]. Его слова «Да, но…» станут ключевыми в его политике по отношению к праву наций на самоопределение. В его высказываниях относительно национального вопроса отчетливо чувствуется приверженность централизму.

Поскольку Сталин был солидарен с Лениным относительно подходов к национальному вопросу, он, естественно, стал близким соратником этого партийного лидера. Ленин все больше и больше опирался на него, а также использовал его способности и опыт конспиратора. Во время событий 3 и 4 июля руководители большевиков решили in extremis[121] принять участие в массовой демонстрации в Петрограде и попытаться возглавить ее. Главные требования этой демонстрации заключались в отставке Временного правительства и в прекращении двоевластия – параллельного функционирования органов правительства и Советов. Временное правительство распорядилось арестовать Ленина и других руководителей большевиков, обвиняя их в том, что они организовали беспорядки и что они являются агентами германского Генерального штаба. Сталин спрятал Ленина у Аллилуевых, предоставив в его распоряжение свою комнату. Ленин провел там несколько дней – время, потребовавшееся ему для того, чтобы решить, отправится ли он опять в изгнание за границу или же сдастся Временному правительству. Сталин считал, что Ленину ни в коем случае не следует сдаваться Керенскому[122], потому что, по его мнению, Ленина не посадили бы за решетку, а сразу же убили бы.

Для Аллилуевых стало большой честью приютить Ленина. Они навсегда запомнили его пребывание у них дома. «Владимир Ильич так прост, так подкупающе внимателен, с таким искренним любопытством задает он вопросы и слушает меня…» – будет вспоминать впоследствии Анна Сергеевна.

Сталин наведывался к Ленину ежедневно и просил Ольгу Аллилуеву кормить ее гостя самым лучшим из всего, что у нее есть. Ленин проявлял о своем последователе аналогичную заботу. Он спрашивал у Ольги: «Вы как Сталина кормите? Позаботьтесь уж о нем, Ольга Евгеньевна, он как будто осунулся». Эта их взаимная забота забавляла Ольгу. Она также будет вспоминать о том, как Ленин приходил дружески поболтать с ней то в столовую, то на кухню[123].

Опасность, однако, становилась все более и более реальной. Сергей Аллилуев предложил Ленину уехать из Петрограда и укрыться в маленьком городке Сестрорецке, расположенном на берегу Финского залива. Двадцать четвертого июля Ленин покинул квартиру Аллилуевых. Чтобы его не узнали, Сталин выступил для него в роли парикмахера: он сбрил ему бороду и усы и тем самым сделал его неузнаваемым. Сталин и Аллилуев проводили Ленина на Финляндский вокзал. Квартира Аллилуевых вскоре стала почтовым ящиком Ленина: вся его тайная переписка велась через них под контролем Сталина, который лично отправлял и получал письма.

После отъезда Ленина Сталин окончательно обосновался у Аллилуевых, хотя его в какой-то мере мучила совесть из-за того, что он тем самым подвергает их риску. Однако Ольга настояла на том, чтобы он жил именно у них, заявляя, что ее семья уже давно привыкла существовать в обстановке конспирации. Ей хотелось, чтобы у Сталина наконец-то появилось комфортное жилье, в котором он мог бы есть и спать в нормальных условиях. Сталин в конце концов согласился – к превеликой радости Надежды[124].

Он разложил в выделенной ему комнате свое незатейливое имущество: книги, рукописи и одежду. Ольга заштопала все дырки в одежде, а затем еще и купила ему новый костюм. Сталин в ответ взялся снабжать эту семью продуктами питания. Он проводил бо́льшую часть свободного времени с двумя сестрами. Сталин нашел в этой семье дружбу, привязанность, любовь и радушие – то есть то, чего ему в жизни всегда не хватало.

Поскольку Ленин и Зиновьев опять пустились в бега, а Троцкий и Каменев угодили за решетку, Сталин снова – как в марте того же года – стал одной из первостепенных фигур среди большевиков. На этот раз его воспринимали как одного из ближайших соратников Ленина, и это обеспечивало ему огромный авторитет. Сталин стал уже совсем другим: в июле он позиционировал себя как верного приверженца Ленина, выступал за свержение Временного правительства и возвещал о близости новых революционных потрясений.

В эти трудные и опасные месяцы (июль – октябрь 1917 года) Сталин отнюдь не проявлял себя как пламенный оратор, привлекающий к себе внимание политических обозревателей и запечатляющийся в памяти хроникеров. О нем ничего не говорится в книге Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», и лишь вскользь он упоминается в книге Николая Суханова «Записки о революции». Однако он – в свойственной ему скрытной манере – карабкался вверх по лестнице партийной иерархии. Закрепившись в кругу тех, кто принимал ключевые решения, и фигурируя среди основных партийных организаторов, он начал вести себя как один из руководителей партии. В октябре о нем уже говорили как об одном из тех близких соратников Ленина, которые имеют наибольший вес, – наряду с Зиновьевым, Каменевым, Троцким, Сокольниковым и Бубновым[125]. Он также стал членом первого правительства, сформированного Лениным после прихода к власти[126], а именно народным комиссаром по делам национальностей. Свои обязанности на этом посту Сталин выполнял в маленькой комнате в Смольном, на двери которой было от руки написано: «Народный комиссариат по делам национальностей».