Владимир Зисман - Путеводитель по оркестру и его задворкам Страница 15

Это ощущение продолжается очень недолго, и музыкант возвращается к своему естественному состоянию несчастного неврастеника.

Ужасы и кошмары

Только что вернулся из театра полный омерзения. Постановщик оперетты унизил меня как собаку за несколько минут опоздания на репетицию…

Из письма Антона Веберна Альбану Бергу

Для начала классический набор ночных профессиональных кошмаров. Он невелик.

Сюжет первый. Концерт. Сначала отваливается один какой-нибудь клапан. Пока я удивляюсь, отваливается другой. А дальше по нарастающей. В результате в руках остается только деревянная часть гобоя, которая плавно из черной превращается в коричневую труху, медленно осыпающуюся на пол. Просыпаюсь.

Сюжет второй. Опаздываю на концерт. Начало сюжета — я уже за кулисами. Скоро соло. Надо успеть. Ползу под ногами музыкантов, стараясь ничего по дороге не уронить. Как правило, просыпаюсь раньше, чем успеваю доползти.

Любой психоаналитик за небольшие деньги вам скажет, что все эти сновидения основываются на наборе фобий, имеющих корни в реальной действительности.

Сюжет первый является некоторым художественным преувеличением того неоспоримого факта, что этот чертов инструмент в принципе не приспособлен для выполнения тех задач, для которых его используют. В этот сюжет укладываются все технологические обломы. Когда у тебя просто так разваливается трость. Когда у тебя на концерте лопается пружинка, и ты успеваешь незадолго до сольной катастрофы заклинить болтающийся клапан половинкой бельевой прищепки, которую выдали, чтобы ноты не улетали. Когда ты дуешь под клапан, чтобы удалить оттуда хлюпающую воду, а улетает отклеившаяся подушка. Когда подушка, наоборот, приклеивается к гобою, и клапан не открывается, а оттопырить его нечем, потому что руки и рот заняты. Когда у тебя вывинчивается винтик — и когда этот винтик, наоборот, перетягивается, и клапана перестают двигаться. Когда у тебя незаметно смещается одно колено гобоя относительно другого, и между ними перестает работать передача, а часть клапанов не открывается. Когда гобой просто разрегулировался или, не дай господь, лопнул. Когда, в конце концов, в особо ответственных случаях приходится держать на концерте второй рожок, потому что неизвестно, что и в какой момент может выкинуть первый.

Сюжет второй имеет меньше оснований для своего существования. Тем не менее является общим для подавляющего большинства оркестровых музыкантов.

В жизни он однажды реализовался у меня абсолютно идентично сновидению, но почти с комическим оттенком.

Была репетиция в Concertgebow в Амстердаме, в которой я был занят очень даже не сразу. Я уже не помню, в чем было дело, но мне позарез куда-то надо было съездить. И я попросил маэстро (это был Артур Арнольд), чтобы он меня отпустил под честное слово, что к своему рожковому соло я вернусь. А дальше было абсолютно как во сне. Я опаздывал. Из-за кулис вывалился тактов за двадцать до вступления. И вот так же, как во сне, проползал к своему месту. Хорошо, успел SMS коллегам послать — они все подготовили. И инструмент собрали, и трость размочили. Вступить успел. Маэстро мне подмигнул и показал большой палец.

Сюжеты из жизни драматургически гораздо интереснее и разнообразнее и дадут фору любому сновидению.

Сюжет первый. Ты пришел не туда. Это когда на автомате ты являешься в БЗК (Большой зал консерватории) вместо филармонии и выясняешь это, когда приходишь в сознание, уже выйдя из метро. Хорошо, если есть запас времени.

Вариация сюжета. Когда ты приходишь вовремя и куда надо, но почему-то не видишь на подходе толпы коллег, на которых чисто статистически должен напороться. Сердце автоматически сжимается в ужасе. На всякий случай.

Сюжет второй. Ты перепутал расписание и вообще никуда не пошел. И звонит тебе инспектор и спрашивает: «Ты где?» Самая блистательная история на эту тему была в начале моей творческой деятельности. На вопрос инспектора я честно ответил, что дома. Впрочем, это было очевидно, поскольку мобильников тогда не было. «Вообще-то у тебя „Эсмеральда“». Через сорок минут, взмыленный, я был в театре. Там ровным счетом ничего не происходило. Публика прогуливалась по фойе, оркестранты сидели в буфете и в курилке. Я в ужасе: «Что происходит?» «Не начинаем, тебя ждем», — отвечают. Гады. Просто мне невероятно повезло. На сцене при подъеме застряла линейка софитов. Спектакль начали еще минут через сорок.

Сюжет третий. Накладки. Бич духовиков (в основном). Потому что у них есть возможность некоторого творческого маневра между коллективами, но иногда поле маневра превращается в прокладку между Сциллой и Харибдой.

За день до концерта с Кристианом Бадеа, замечательным дирижером, лауреатом премии «Грэмми» и всего остального, в театре всплывает репетиция «Снегурочки», аккурат совпадающая с генеральной репетицией в БЗК.

И я приезжаю в консерваторию к началу репетиции, к 10 часам утра, несу уважаемому маэстро какую-то непотребную пургу о том, что у меня сломался рожок и мне надо к мастеру. Стыдно безумно! Потом к одиннадцати успеваю в театр, репетирую знакомую до остекленения «Снегурочку», всячески желая, чтобы она не только разморозилась и растаяла, но и хорошенько прокипела. Вечером перед концертом прихожу в БЗК. Инспектор говорит мне, что дирижер просил меня к нему зайти. Я ему отвечаю: «Да ладно, не морочь голову, и так тошно». — «Нет, правда просил». Иду. Маэстро заботливо спрашивает, как инструмент. Я готов сквозь землю провалиться. Лепечу какой-то позитив с уверенным видом. Дальше он мне на пальцах объясняет, как бы он хотел услышать рожковое соло. Очень подробно и очень по делу. После этого остается только одно — играть либо гениально, либо очень гениально. Получилось что-то среднее. Вот мне это надо?

Во избежание некоторого недопонимания хочу обозначить, что каждый отдельный случай успешного исполнения воспринимается как чудо и результат необычайного стечения обстоятельств. Понимая это, коллеги всегда тихонечко аплодируют тому, кто только что выложился по полной. Но как только появляется ощущение, что ты наконец научился играть, в библейской терминологии называемое гордыней, расплата следует незамедлительно и выражается в виде жестокого сольного облома. Поэтому, как только я чувствую приближение намеков на самодовольство, я играю что-нибудь из Моцарта. Без свидетелей. Совсем немного. Результат надежный, как от хождения по граблям.

Посреди концерта в Колонном зале Дома союзов обнаруживаю, что нет нот арии Германа «Прости, небесное созданье». Играл тысячу раз. Помню, что там четыре ноты соло рожка. Помню, в каком месте, помню, что вторая из них, как правило, норовит не взяться. Какие ноты, хоть убей, не помню. Опыт, слава богу, уже был, решил, что подожду, а там само сыграется. Сыгралось.