Ольга Эдельман - Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках Страница 15

Применительно к батумским событиям отмечу, что особый акцент на мирном характере выступления находим в листовках, распространенных в Тифлисе, а также откликах в партийной печати (заграничной), то есть вдали от места событий. Листовки, появившиеся в самом Батуме, такого акцента не делали, а авторы воспоминаний из числа участников батумских событий, хотя и настаивали на сугубо мирном характере выступления, тем не менее иногда проговаривались и сообщали, что рабочие кидали в полицейских камни из мостовой и пытались выломать ворота тюрьмы, куда накануне поместили нескольких арестованных вожаков забастовщиков. Окончательно проясняют картину обстоятельные донесения жандармских офицеров и позднее прокурора. Они сообщают о выстрелах из бунтующей толпы и огнестрельных ранениях полицейских, а также излагают показания рабочего, которого обвиняли в стрельбе: он отрицал свою вину, утверждал, что был избит полицейскими и не помнит, стрелял ли, но пояснял, что имел при себе пистолет всегда. Последняя деталь вполне согласуется с характерной особенностью Закавказья, где все местные жители носили оружие. Это объясняет, почему батумские листовки не акцентировали мотив беззащитности рабочих, а заодно ставит точку в разговорах о безоружных и беззащитных пролетариях. И конечно же, Иосиф Джугашвили как организатор этого выступления предстает в ином свете[76].

Важен еще тон этих справок и докладов полицейских и прокурора. Он совершенно не похож на речь безжалостной, бесчеловечной «военно-полицейской машины» (дефиниция революционеров). Напротив, эти чиновники с большим пониманием описывают сложность социальной ситуации, указывают на действительную бедность рабочих как причину недовольства. Адъютант Кутаисского губернского жандармского управления поручик Ольшевский охарактеризовал забастовщиков как «людей, почти умирающих с голоду и упорно не желающих приступить к работам»[77]. При этом ничто в официальной документации не подтверждает еще одного постоянного мотива революционной пропаганды, очень свойственного большевикам. После каждой своей акции вроде батумской (и после нее, конечно, тоже) авторы прокламаций заявляли, что правительство «напугано» выступлением рабочих. Следов какого бы то ни было административного «испуга» в полицейских документах обнаружить невозможно, есть лишь понимание сложности ситуации и естественная озабоченность наведением порядка. Да и революционные выступления через призму полицейских документов выглядят иначе, нежели в описании, исходящем от революционеров.

Несмотря на то что сведения, полученные жандармами, иногда оказывались неточными, именно их документы дают возможность выстроить хронологическую канву биографии Иосифа Джугашвили. Мы можем не сомневаться в датах его арестов, приезда на место ссылки, бегства оттуда. Это особенно важно потому, что мемуарные рассказы чрезвычайно неточно указывают даты и последовательность событий, часто вообще не дают определенных временных ориентиров.

В 1920-1930-х годах, когда Истпарты усиленно собирали свидетельства о жизни и деятельности советских вождей, происходило выявление и копирование материалов из архивов полиции, как местных жандармских управлений и охранных отделений, так и самого Департамента[78]. Выявленные материалы сталинианы концентрировались в уже упомянутом фонде Сталина в ЦП А ИМЭЛ (ф. 558). При этом архивисты поступали по-разному: подлинники документов либо оставались на своих местах, тогда ЦПА ИМЭЛ получал копии (фото– или машинописные), либо же, наоборот, подлинник передавался в ЦПА, а в исходном деле его заменяла копия (которую, впрочем, могли и не изготовить, ограничившись справкой о передаче дела или листов в ЦПА, а то не сделав и этого). Так происходило и со сталинскими материалами фонда Департамента полиции. Подлинники документов или изымались из дел фонда 102 и заменялись (не всегда) копиями; или же ЦПА получал копии, а подлинники оставались на своих местах. Сложно угадать логику этих действий, однако, пожалуй, все же заметна определенная тенденция: в фонд Сталина преимущественно попадали подлинники и копии документов, подтверждающих пропагандируемый образ Сталина-большевика. То, что не работало на этот образ, могло спокойно остаться в фонде 102 и даже не быть скопировано для ИМЭЛ, хотя и отмечено в составленной тогда же картотеке выявленных материалов[79].

По моим наблюдениям, в число материалов, не заинтересовавших собирателей партийной истории, попадали преимущественно отчеты о сведениях, полученных жандармами от агентуры. Кроме того, пожелания сотрудников ИМЭЛ могли встретить подспудное, молчаливое сопротивление работников других архивов, считавших неправильным изымать документы с их исторически сложившегося места и под разными предлогами от этого уклонявшихся. К примеру, в настоящее время в ГА РФ существует фонд 1764 «Коллекция копий документов других государственных архивов бывшего СССР». В нем вопреки названию наряду с копиями хранится ряд подлинных дел, происходящих из архивов Департамента полиции и касающихся таких видных деятелей, как Сталин, Свердлов, Дзержинский и др. По свидетельству З.И. Перегудовой, фонд этот был образован в свое время как раз для того, чтобы припрятать под названием «копии из других архивов» дела, которые могли быть затребованы Партархивом; хитрость удалась.

Таким образом, сейчас подлинные документы распределены между фондами 102 и 558, а благодаря копиям информация двух фондов в значительной степени дублируется. Однако фонд 558 отнюдь не полностью повторяет и не исчерпывает материалы фонда 102 °Cталине, многие ценнейшие источники остаются именно в архиве Департамента полиции. Путаницу усугубляет то обстоятельство, что в фонде 558 нередко имеются не только подлинник документа, но также одна или даже несколько его копий. Они могут как храниться вместе в составе одного дела, так и быть рассыпанными по нескольким делам, порядковые номера которых по описи зачастую довольно далеко отстоят друг от друга. Формирование дел описи 4 фонда 558 вообще выглядит довольно хаотично, но, возможно, это когда-то, по каким-то причинам было намеренной хитростью архивистов, наподобие вышеописанного трюка с фондом 1764.

В результате в литературе встречаются ссылки на разные архивные шифры, под которыми на самом деле хранятся копии одного и того же документа. Это не говоря уже о том, что и в самом Департаменте полиции несколько экземпляров одного и того же документа могли оказаться в разных делах (например, предписание, направленное из центра в несколько местных жандармских управлений), а в процессе переписки в проходящей по инстанциям серии донесений зачастую дублировался один и тот же текст.