Арман де Лозен - Записки герцога Лозена Страница 15

Я, конечно, не задумываясь, решил разделить его участь. Я запасся деньгами и чеками во все банки Европы и приготовился сопровождать его в изгнании. Все были убеждены в том, что смерть его — только вопрос времени и поэтому все думали, что он покинет навсегда Францию. Перед отъездом мне пришлось быть свидетелем двух в высшей степени самоотверженных поступков: м-ль Одино прислала мне все свое состояние — 4000 франков, чтобы я употребил их на дело спасения де Шоазеля и была в отчаянии, что я отказался принять ее дар. Я пробыл три недели в Шантелу и собирался затем вернуться в Версаль, но, по дороге в Париж, получил письмо и нашел лошадей, ожидавших меня. То и другое было мне прислано де Геменэ. Он сообщал мне, что на совете было предложено заключить меня в Бастилию и только один маршал Субиз был против этого. Особенно мадам де Барри настаивала на том, что меня надо проучить за то, что я без позволения поехал в Шантелу и передал герцогу де Шоазелю письма от его друзей. Я прекрасно знал, что в самом Париже меня не посмеют остановить, но боялся, что меня задержат у заставы и поэтому я уже решил в душе, что если в Варенне увижу что-нибудь подозрительное, я брошусь бежать изо всех сил и потом проплыву большой кусок по Сене, но я проехал заставу без всяких приключений и очутился у себя дома, где меня уже ждали все друзья герцога де Шоазеля.

Вечером я был на балу у супруги дофина и произвел своим появлением сенсацию. Все меня расспрашивали, что нового в Шантелу, и, по-видимому, всем очень понравилась моя храбрость. Никогда в жизни я не играл более благодарной и благородной роли. Супруга дофина подошла ко мне со свойственной ей одной грацией и милой улыбкой, и спросила меня: «Как поживает герцог де Шоазель? Когда увидите его, скажите, что я никогда не забуду, чем я обязана ему и всегда буду относиться к нему тепло и сердечно». Отбыв свое дежурство по полку, ради которого я приехал, я опять вернулся в Шантелу и оставался там все свободное от службы время. Впрочем, я в это время впал уже в немилость: король совершенно перестал говорить со мной.

IV. 1772–1774

Путешествие в Лондон. Французский посланник. — Затворничество леди Сарры. Мисс Харланд. Любовные письма. — Скачки в Англии. Встреча с княгиней Чарторыжской.

Я прибыл в Лондон 22 декабря 1772 г., и в тот вечер граф де Гвин, французский посланник, повел меня на бал к милэди Гаррингтон. Там я встретил нескольких старых знакомых. В это время в зал вдруг вошла дама, причесанная и одетая лучше, чем это обыкновенно бывает у англичанок. Я спросил, кто это; мне ответили, что это полька, княгиня Чарторыжская. Небольшого роста, но с замечательной фигурой и Красивыми волосами, красивыми зубами, красивыми глазами и замечательной ножкой, — она производила чарующее впечатление, благодаря также своей бесконечной доброте, несмотря на то, что лицо ее было испорчено ветряной оспой и не отличалось особенной свежестью. Она доказывала только на деле, что, не будучи красивой, можно быть очаровательной. Я узнал также, что любовником ее был князь Репнин, русский человек выдающихся достоинств, бывший посланник в Варшаве, бросивший все, чтобы следовать за той, которую он любил безумно. Она показалась мне веселой, кокетливой и очень любезной, но тот, кто сказал мне бы, что она будет иметь такое огромное влияние в моей жизни, очень удивил бы меня. Грустный, при мысли о том, с чем мне пришлось расстаться во Франции, я был очень не прочь развлечься немного теперь.

Граф де Гвин в то время находился в связи, которую он афишировал, насколько мог, с одной прелестной, красивой женщиной, славившейся своим тщеславием на всю Англию. Но она была так проста и мила, эта леди Крэвен, что трудно было не заинтересоваться ею.

Я не мог отказать себе в удовольствии снова увидеть леди Сарру. Я узнал, что она живет на небольшой ферме, под названием Эникер, находящейся в парке герцога Ричмондского, в Гутвуде, и что живет она в полном уединении, не принимая никого. Я поехал один из Лондона верхом и, наконец, в девять часов вечера, зимой, очутился у ее дверей. Я несколько раз постучал в нее, но мне не отворяли. Наконец, пришла какая-то маленькая девочка и спросила, что мне угодно. Я сказал ей, что я лакей милэди Холланд и должен передать записку ее госпоже.

— Войдите, — сказала она.

Я поднялся по темной лестнице, очутился в большой, тоже темной комнате и направился в другую комнату, где виднелся свет. Я открыл в нее дверь и увидел леди Сарру: она стояла ко мне спиной, так как в это время кормила ужином маленькую, очень хорошенькую девочку. Леди Сарра увидела меня, взяла ребенка на руки, поднесла его ко мне и сказала:

— Поцелуйте мою дочь, Лозен; прошу вас, не презирайте ее мать и подумайте о том, что если я потеряю ее, у меня никого не останется на свете, кроме вас.

Леди Сарра, вдали от света, одетая в простое синее платье с короткими, не пудреными волосами, казалась еще более прекрасной и привлекательной, чем когда-либо. После шести лет разлуки, мы, конечно, не могли не волноваться, глядя друг на друга. Я обещал ей, что всегда буду заботиться о ее дочери и, конечно, ни единым словом не попрекнул ее. Она меня поблагодарила за мое отношение к ней, и мы расстались, проболтав часа два.

У меня не было никаких занятий в Лондоне, но в скором времени мне пришлось принять серьезное участие в интриге, завязавшейся между нашим посланником и леди Крэвен. Он так гордился ею и так мало скрывал эту связь, что скоро дело кончилось огромным скандалом. Он старался уговорить ее развестись с мужем и присоединиться к его победоносной колеснице; он давал ей такие нелепые советы по этому поводу, что милорд Крэвен подал на него жалобу в суд и его присудили заплатить 10 000 фунтов стерлингов. Все это, в связи с ужасным процессом, который он, кроме того, имел еще с своим секретарем, окончательно испортило ему карьеру, как посланнику. Я старался помочь ему, насколько мог, и добился даже известного успеха, но все зависело от ответов леди Крэвен, которую муж запер у себя в деревне, и к которой никого не допускали.

Княгиня Чарторыжская сумела добиться, однако, свидания с нею и научила ее, как действовать, чтобы спасти себя и своего любовника. Этот случай впервые познакомил меня с доброй и отзывчивой душой княгини. Случай также открыл ей мою историю с леди Саррой и познакомил ее со всеми последствиями, какие он имел для нее. Я незаметно сам для себя очень привязался к княгине и понял это только тогда, когда наступил срок ее отъезда. За несколько дней до ее отъезда в Спа, посланник устроил в честь ее обед, на котором присутствовали еще и другие дамы из ее знакомых. Она мне сказала, что отправит детей и своих слуг вперед, а сама догонит их потом уже в Калэ, и созналась мне, что немного боится путешествовать одна. Я, конечно, с большою готовностью предложил ее проводить. Она поблагодарила меня и с радостью приняла мое предложение, хотя заметила, что, пожалуй, это будет дурно истолковано светом. Все присутствующие стали уверять ее, что никто в этом не видит ничего худого, и только один посланник как бы слегка был недоволен этим.