Г. Тринчер - Рутгерс Страница 15

Из консульства к представителю меньшевистского правительства. Голландская подпись и печать подкрепляется русской. Теперь сделано все возможное. Все удалось с почти невероятной быстротой.

Утром мальчиков посадили на пароход. А вечером Себальд, Барта и их спутники уже стоят на вокзале возле своих чемоданов. Поезд вот-вот подойдет.

Очень подозрительная группа, решает один из шныряющих по вокзалу полицейских.

— Открыть чемоданы, — требует он.

Себальд спокойно достает документы, Михельсон переводит. Полицейский отводит взгляд от элегантных рубашек и галстуков и в конце концов сам помогает путникам втиснуться в переполненный вагон. Поезд трогается.

А в вагоне Себальд растерянно вглядывается в Барту: куда делись ее длинные волнистые волосы? На Себальда смотрит лицо, помолодевшее от короткой мальчишеской стрижки.

— В дороге так удобнее, — поясняет Барта.

— Я, право, не думал, что стрижка тебе так к лицу, — одобрительно говорит Себальд. Ему очень хочется ободрить Барту, он хорошо понимает, как трудно ей в этот первый вечер без детей.

Невыносимо долго тянется ночь в душном, переполненном вагоне. Но вот наступает утро. Поезд останавливается на пограничной станции между Россией и Китаем,

На перроне солдаты, офицеры, вооруженные патрули. Один за другим проходят воинские поезда. На открытых платформах пушки, пулеметы. Из теплушек доносятся заунывная солдатская песня, стоны раненых из санитарного поезда. Из салон-вагона выглядывают лица штабных офицеров.

А их поезд все стоит. Наконец тронулись. Поезд движется медленно, часто останавливается, пропуская все новые воинские эшелоны. На одной из остановок рывком распахивается дверь. На пороге офицер, два солдата, в руках винтовки с примкнутыми штыками: проверка документов.

Малейшее подозрение — выбросят из вагона. Здесь не существует ни права, ни суда. Достаточно одного слова — «красный», и расстреляют тут же, у насыпи железной дороги.

Офицер останавливается возле Себальда, настороженный взгляд скользит по чемоданам, задерживается на смуглом лице Михельсона.

— Предъявите документы. Зачем едете?

Лицо Себальда невозмутимо. Медленным, спокойным движением он вынимает дорогой бумажник, достает синий голландский паспорт, визитную карточку. Ровным надменным голосом Себальд объясняет:

— Деловая поездка. Новая страна, большие возможности. Хочу выяснить, насколько выгодно помещение капитала.

Михельсон переводит.

— А эти? — офицер вновь подозрительным взглядом прощупывает лица спутников Себальда.

— Эти? — переспрашивает Себальд, небрежным жестом указывая на Михельсона и Райзмана. — Мои служащие: секретарь, переводчик, — и, легко наклонив голову в сторону Барты, добавляет: — Моя супруга.

Офицер, почтительно поклонившись, проходит дальше, солдаты следуют за ним.

Вторая проверка, третья. И опять подозрительная настороженность разбивается о невозмутимость Себальда. Он сидит, надменный, само достоинство, сама неприступность.

Так через двое суток доехали до Харбина.

Странное зрелище представлял в те дни харбинский вокзал. Вдоль стен, на полу, в проходах между корзин, узлов, тюков сидят, лежат люди. Среди них, наталкиваясь друг на друга, стремится в разные стороны человеческий поток. Крики, стоны, ругательства.

Оглушенные Себальд и его спутники остановились на перроне рядом с грудой своих чемоданов. Ни тележки, ни тачки, ни носильщика.

— Значит, получаем новую квалификацию, — бодро говорит Себальд. — Барта принимает вещи у выхода из вокзала. Райзман остается здесь, мы с Михельсоном перетаскиваем, — командует он, подхватив два увесистых чемодана. — Пошли.

С трудом добрались до гостиницы в европейской части города и, оставив багаж, отправились выяснять возможности дальнейшей поездки.

В городе безвластие. Вернее, официальная власть в руках царского генерала Хорвата. Его воинские части должны были охранять русские концессии вдоль линии железной дороги. Но генерал пополнил их разными головорезами и искателями приключений и бросал на поддержку любой контрреволюционной авантюры. Полностью деморализованные, солдаты Хорвата не могли обеспечить порядок в городе, ставшем гнездом политических интриг, шпионажа, спекуляций, бандитизма. Дошло до того, что для наведения порядка вызвали специальные части китайской полиции.

Таков был Харбин. Было нелегко разобраться в окружающей обстановке. Узнать удалось немногое. Поезда в сторону пограничной станции Маньчжурия отправляются нерегулярно и до границы не доходят — там идут бои между красноармейцами и отброшенными ими контрреволюционными частями генерала Семенова, но Амурская область в руках большевиков. Добраться бы туда.

Четыре головы склонились над картой. Карандаш Себальда проводит тонкую линию вдоль голубой полоски Сунгари, скользит вдоль Амура и упирается в кружок Благовещенска.

— Говорят, что суда еще подымаются по Сунгари, возможно, пароход отправится даже сегодня. Мы сделаем большой крюк, но зато минуем линию фронта, — предлагает Себальд и вопросительно смотрит на товарищей.

— Что ж, едем на пристань, — подымается Михельсон.

Дорога к пристани через китайскую часть города, наполовину затопленную начавшимся наводнением. Коляска по оси погружается в воду. То и дело она застревает в грязи. Проклиная всех к вся, извозчик понукает лошадей, и они, натужившись, медленно бредут дальше. Китайские пешеходы робко уступают дорогу. Вслед им несется грубая брань кучера. Наконец пристань и готовый к отплытию пароход.

На сей раз не помогли ни безукоризненный английский язык, ни представительный вид Себальда. Английский контрольный пост категорически отказался разрешить поездку и направил путников в контору управления пароходством. И здесь отказ: пароход идет через местности, занятые большевиками, необходимо разрешение многих представителей власти.

— А когда следующий пароход?

— Неизвестно, может быть, его вообще не будет. Обратно в город по темнеющим улицам. Неспокойный сон вчетвером в маленьком номере гостиницы. Среди ночи за окном выстрелы — один, другой, третий.

Утром Себальд и Барта идут к голландскому консулу. — Добровольно в большевистский хаос? Вы шутите, мейн-хеер Рутгерс! — Консул вопросительно смотрит на Барту, словно она может объяснить невероятную прихоть мужа. Барта утвердительно кивает головой.

Консул пытается выяснить цель поездки, его вопросы таят коварные ловушки. Себальд, порой поддерживаемый репликами Барты, искусно обходит опасные места.