Рождённый в блуде. Жизнь и деяния первого российского царя Ивана Васильевича Грозного - Павел Федорович Николаев Страница 16

Если это вор или мошенник, каких здесь очень много, то, если он попадётся во второй раз, ему отрезают кусок носа, выжигают клеймо на лбу и держат в тюрьме, пока он не найдёт поручителей о своём добром поведении. А если его поймают в третий раз, то его вешают.

Но и в первый раз его наказывают жестоко и не выпускают, разве только у него найдутся добрые друзья или какой-нибудь дворянин пожелает взять его с собой на войну, но при этом последний принимает на себя большие обязательства».

Судебником была введена налоговая реформа: вместо подворного обложения устанавливалось посошное – по количеству земли. Аннулировались тарханы (освобождение от налогов). Феодалы-вотчинники лишались права свободной торговли и права сбора торговых пошлин в их владениях.

Знакомясь с указами своих предшественников по трону, Иван IV обратил внимание на практику централизованного выкупа пленных, введённую его матерью Еленой Глинской. Эту практику царь перевёл на постоянную основу. С этой целью им был введён особый налог для спасения людей, попавших в неволю, – «полоничные деньги».

Были пересмотрены повинности крестьян. Самыми тяжёлыми из них являлись ямская и «посоха». Крестьяне обязывались поставлять лошадей и подводы для почтовых и армейских перевозок в любое время года, отрывая их от работы. Вместо этого была организована регулярная почта, а саму повинность сделали денежной. Налогом заменили «посоху» (сборы с сохи).

Принятие Судебника 1550 года стало эпохальным событием в развитии русского права. В Западной Европе ничего подобного ещё долго не было. В Англии судьи изнывали под тяжестью запутанных, не приведённых в систему правовых положений разного времени. Судопроизводство там было построено на прецедентах из старых решений, хранившихся в архивах.

Не лучше обстояло с этим и во Франции. Вольтер говорил о средневековом судопроизводстве своей страны: «Законы меняют, меняя почтовых лошадей, проигрывая по ту сторону процесс, который выигрывается на этом берегу. Если же и существует некоторое единообразие, то это единообразие варварства».

Факт принятия Судебника 1550 года, плохо согласующегося с широко распространёнными представлениями об Иване Грозном как о деспоте и тиране, погрязшем в разнузданных оргиях, вызвал следующую сентенцию известного писателя Александра Бушкова: «До выборов американских шерифов и суда присяжных оставалось ещё более двухсот лет, а в России они уже существовали, пусть и под другими названиями: губные старосты и земские судьи».

Постепенно к работе соборов стало привлекаться посадское население (купечество и богатые горожане), что тоже было сделано задолго до «передовой» Европы. Поэтому вполне справедливо другое замечание того же Бушкова: «Во многих западноевропейских странах, которые нам сегодня представляют старейшим оплотом демократии, подобное появилось худо-бедно к девятнадцатому веку». Вот так-то!

Кстати, об упоминавшемся выше «поле». Многие помнят поэму М. Ю. Лермонтова «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». Их поединок и был этим самым «полем», то есть решением на кулаках, кто прав. Правда, Михаил Юрьевич несколько сместил временные рамки: опричнина была введена в 1564 году, на 14 лет позже постановления первого Земского собора.

«Поле» уже не застал англичанин Ричард Ченслер, побывавший в Москве в самом начале 1550-х годов. Но по рассказам ближайшего окружения царя он смог описать только что канувший в Лету судебный обычай: «Если истец не может доказать ничего, то ответчик целует крест в том, что он прав. Тогда спрашивают истца, не может ли он предоставить какие-либо иные доказательства. Если нет, то он может иногда сказать:

– Я могу доказать свою правоту своим телом и руками или телом моего бойца, – и таким образом просит „поля“.

После того как противная сторона принесёт присягу, „поле“ даётся и той и другой стороне.

Перед тем как стать на поле, оба целуют крест, что они правы и что каждый заставит другого признать истину, прежде чем они уйдут с поля. Итак, оба выходят в поле с оружием, обычно употребляемым в этой стране. Они всегда сражаются пешими. Сами стороны бьются редко, если только они не из дворян. Последние очень стоят за свою честь и желают сражаться только с лицами, происходящими из столь же благородного дома, как они сами.

Как только одна сторона одержит победу, она требует уплаты долга, ответчика же отправляют в тюрьму, где подвергают его самому позорному обращению, пока он не примет своих мер».

Конечно, это был весьма ненадёжный способ установить истину, рассчитанный на то, что Бог правду любит и, конечно, поддержит того, за кем она пребывает.

У истоков регулярной армии

С 1544 по 1549 год русские войска совершили три зимних похода на Казанское ханство. В последнем из них участвовал царь, который сразу пришёл к выводу о необходимости преобразования русской воинской силы. А потому летом весьма хлопотливого для него 1550 года провёл в армии ряд реформ.

Приговором государя и Боярской думы было упорядочено и ограничено местничество. В полках (большом, правой и левой руки, передовом и сторожевом) установили чёткую иерархию воеводских мест. Порядок старшинства стал учитываться только в прямом подчинении, а между теми, кто не был подчинён друг другу, местничество не допускалось. Запрещалось оно и в период ведения боевых действий.

Из этих правил исключалась молодёжь. Юные аристократы начинали служить в 15–16 лет; командовать они ещё не могли, а идти под чьё-то начало считали для себя унижением. Было установлено, что подчинение менее родовитым воеводам – их непререкаемая обязанность и «в том их отечеству порухи нет».

Слабым местом русской армии была пехота, которая собиралась из городских ополчений. Поэтому по указу царя в России впервые начали формироваться регулярные части – стрельцы. В оные было записано три тысячи «выборных», то есть лучших, отборных Пищальников.

Стрелецкое войско набиралось из посадского населения Москвы и её пригородов; попали в него и казаки, изъявившие на это желание. Пребывание в стрельцах было пожизненным. Поселили их в Воробьёве, недалеко от летней резиденции государя.

Стрельцы охраняли Кремль, несли службу в городе (караульную и полицейскую), участвовали в походах. За это получали от казны по четыре рубля в год, то есть чуть больше копейки в день (вот это была копейка!). Правда, они не порывали со своим хозяйством – занимались ремёслами, торговлей и огородничеством. То есть во внеслужебное время жили привычным укладом посадского населения.

Стрелецкие полки состояли из 500 человек. Во главе их стояли стрелецкие головы (из дворян). Они за