Алтайский Декамерон - Алексей Анатольевич Миронов Страница 16

Сие печальное открытие не просто расстроило Надежду, а поразило в самое сердце. Она замкнулась в себе и какое-то время даже не ходила в храм, как делала прежде, на утреннюю и вечернюю службы. Однако, вспомнив про Царствие Небесное и вечное блаженство, дарованное Господом женам праведным, она принялась с утроенным рвением возносить молитвы, целовать лики святых, прикладываться к святым мощам.

Во время одного молебна она услышала проклятия, направленные на гражданские документы: паспорт, страховой медицинский полис, ИНН. Якобы эти бумаги и номера позволяют дьяволу искушать неокрепшие души мирян. Поднявшись до невиданных высот праведного гнева, Надежда сложила на своем столе документы шалашиком и устроила им аутодафе.

Слава Богу, дело происходило поздно вечером. Соседки-хохлушки, торговки с местного рынка, на пару снимавшие соседнюю комнату, сориентировались, загасили пламя и вызвали Рината, хозяина этой самой соседней комнаты. Голубой мечтой последнего было завладеть жилплощадью Надежды.

На следующий день Ринат вызвал местного участкового и попытался убедить того отправить соседку в психушку: мол, эта личность представляет опасность для общества. Дошлый участковый, уловив корыстную составляющую в просьбе хозяина комнаты, попросил у того материальной помощи в столь благородном деле. Получив отказ, участковый потерял интерес к проблеме и покинул квартиру.

За окнами поезда мелькнул сельский пейзаж. Уютный деревенский дом, пятилетний мальчик. Она его обожала! Надежда вспомнила своих бывших соседей, семью художников. Однажды Алексей и Вера попросили ее побыть на лето нянькой для Сереженьки.

Ей нравились новые обязанности. Нравилось быть в центре семейной вселенной, командовать, повышать голос на безропотную бабу Люсю, Верину маму и тещу Алексея, часами стоявшую у плиты и выдававшую завтраки, обеды и ужины для семьи, а по утрам торчавшую на огороде.

Золотое время! Внук Сережа, окруженный ее заботой и любовью, не так давно научился говорить и теперь без конца повторял: «Люб-лю те-тю На-дю, о-чень люб-лю!» Женское сердце таяло и напоминало оплавленную церковную свечу, поставленную благочестивым прихожанином перед ликом Божьей матери.

Ролью няни она была занята лишь один сезон: на защиту бабы Люси, задерганной новоявленной воспитательницей Сереженьки и сумевшей превратить в ад летний рай, встали и Алексей, и Вера.

Нет, ей хорошо заплатили за то лето, но потом перестали приглашать на обеды и ужины в московской квартире, по сложившейся было семейной традиции.

«Это все моя гордыня! И справиться с нею нет никаких человеческих сил!» – кляла себя Надежда.

Зачем, спрашивается, по пустякам бабу Люсю гнобила? А вот подиж ты, гнобила – и всё тут!

Поезд набирал обороты, катясь вспять всё дальше и продолжая воссоздавать картинки из прошлого.

Она – молодая, свободная, преуспевающая. Женщина с прекрасным именем Надежда, снабженец с правом генеральной подписи, объездившая весь Советский Союз. Она заключала миллионные договоры. Поставка металлопроката, кирпича, добавок для производства легированной стали. Месяцами Надежда жила в гостиницах, довольствовалась командировочными, небольшими премиями да путевками в санатории.

Правда, у нее была однокомнатная квартира недалеко от комбината. Будь снабженка настойчивее, умей она преподнести себя как следует, она, без сомнений, выбила бы у начальства и двух-, и даже трёхкомнатную квартиру. Она могла бы пойти на курсы повышения квалификации, могла бы раскатывать на служебном автомобиле, а там и выкупить его по остаточной стоимости.

Она была курицей, несущей золотые яйца в корзину начальства. Ее ценили, ее портрет повесили на Доску почета. На каждом производственном совещании ее хвалили за отличную работу. И не более! Ну а ей очень нравились собственный высокий статус, близость к начальству, совместные застолья в ресторанах, случавшиеся после удачно подписанного контракта. Духу требовать большего у нее не хватало.

По стране шагала перестройка. И Надежда с её способностями понадобилась в Москве. У жены директора металлургического комбината наладился свой бизнес в первопрестольной, и та помогла Надежде обменять квартиру в Зарайске на комнату в Москве.

Надежду распирало от собственной значительности. Вот так, неожиданно для всех провинциальных родственников, вырваться в москвички! Это ли не удача?!

Она носилась с бумагами по столице, при помощи испытанных советских методов пытаясь решать задачи новых рыночных проектов. Ей бы задуматься, остановиться, присмотреться к меняющейся быстро действительности! Ей купить бы пейджер, чтобы быть на связи с работодательницей, которая то и дело паниковала, не представляя, куда запропастилась подчинённая. Ей бы на компьютерные курсы пойти…

И Господь несколько раз подавал ей знаки: не мельтеши, остановись, подумай!

Частенько Надежда падала. Однажды сильно повредила коленку. Нога распухла. Терапевт в поликлинике осмотрел ногу и выписал ей направление в Боткинскую больницу на Беговой.

Но и здесь гордыня сыграла с Надеждой злую шутку!

Больница на Беговой. Лежи себе, ничего не делай, смотри телевизор, трави анекдоты с cоседками. Готовить не надо, кормят хорошо, можно сказать, по-домашнему. Ходи иногда на процедуры, слушай умные речи профессора, который как раз писал докторскую и позарез нуждался в пациентке, на которой он мог бы опробовать свой новый титановый протез в виде коленного сустава…

За все в этой жизни приходится платить. И особенно за то, что достается даром.

Ей особенно нравилось трехразовое питание в больнице: готовить она не умела и не любила, давно привыкнув к постоянной жизни в гостиницах, к столовым и ресторанам.

Разленившись, она сутками валялась на больничной койке, рассказывая соседкам по палате бесчисленные байки о своей советской командировочной жизни.

Она жила прошлым, не понимая той жизни, что кипела вокруг.

И еще хорошо, что доктор успел поставить титановый протез только на одну ногу пациентки. Так вышло, что он неожиданно умер, не успев защитить докторскую, но успев сделать больную инвалидом.

Пришлось Надежде оформлять пенсию по инвалидности. С тех пор она ходила, прихрамывая и опираясь на палочку.

Ей было хорошо в тепле собственных испражнений. Она чувствовала себя маленькой девочкой, крохотным ребенком в утробе матери. Она наслаждалась покоем и не желала шевелиться.

Тишину нарушили голоса за дверью.

– Четвертые сутки из комнаты не выходит! Ломаем замок?

Резкий стук в дверь. Голос соседа Алексея:

– Надя, открой, иначе сломаю дверь!

– Дверь не открою, ломать не разрешаю, – услышала она голос громадной голой тетки, развалившейся на полу в проходе комнаты.

Кто это? Что это? Раздвоение личности?

Разве не она – та громадная тетя?

Нет, она маленькая, она еще не родилась, она в утробе матери.

«Господи, мне же хорошо, сделай так, чтобы я навеки осталась здесь, в утробе своей матери. Можно, Господи?.. Я не хочу туда! Господи, я там уже была! Услышь меня,