Аркадий Арканов - Вперёд в прошлое Страница 16

В конце 1952 – начале 1953 года разгорелось знаменитое своей позорностью «дело врачей». Оно, как мне представляется, стало продолжением начавшейся борьбы с космополитизмом. Многие известные врачи были названы «убийцами в белых халатах» и арестованы. Кое-кого и расстреляли. Я помню, как один за другим стали исчезать наши преподаватели, заведующие кафедрами, лекторы. Среди них был и великий Владимир Никитич Виноградов...

Никогда не забуду последнюю лекцию заведующего кафедрой биологии. Лекция закончилась, и он сказал (почти цитирую): «Дорогие товарищи! Это моя последняя лекция, потому что кое-кому неугодно мое дальнейшее пребывание на кафедре. Я уволен. Мое будущее не известно. Видимо, я буду арестован. Прощайте». И он покинул аудиторию под аплодисменты...

Партийная и комсомольская организации проводили митинги, на которых выступали наиболее преданные партии врачи и студенты и требовали смертной казни в отношении своих вчерашних педагогов. Справедливости ради скажу, что таких активистов были единицы...

«Дело врачей» свернули после смерти Сталина, и «убийц в белых халатах» стали выпускать на волю. Владимир Никитич Виноградов прямо с Лубянки приехал в институт и приступил к своим обязанностям заведующего кафедрой терапии. В тот день в одной из палат занятия с нашей группой проводил доцент Л., который еще недавно клеймил как врага народа своего заведующего кафедрой. И вдруг в палату вошел Владимир Никитич Виноградов. Оглядел палату, прошелся взглядом по присутствующим больным и студентам, потом втянул носом воздух и сказал: «Какой-то затхлый воздух в палате... Надо открыть форточку». Кто-то из нас бросился к окну, но Владимир Никитич остановил его: «Не надо. Это не входит в функцию студентов. Доцент Л., откройте, пожалуйста, форточку и проветрите помещение». Доцент Л. все понял, вскарабкался на подоконник и открыл форточку... Это было единственной «местью» профессора своему подчиненному. Доцент Л. оставался в своей должности еще немало лет...

Еще раз поблагодарю судьбу за то, что оказался в медицинском институте. Я поступал в него сознательно. Хотел заниматься высшей нервной деятельностью, но, по-моему, на третьем курсе, когда мы начали изучать патологическую анатомию, увлекся другой проблемой. Меня заинтересовал вопрос: почему злокачественная опухоль крайне редко возникает в селезенке? Почему метастазы, допустим, раковой опухоли поражают любые органы, а селезенку практически не трогают? Я стал посещать кружок патологической анатомии, я стал накапливать препараты селезенки больных, умерших от рака. Я полагал, может быть, наивно, что в селезенке есть какие-то вещества, которые противостоят злокачественным опухолям. Мне казалось, что если открыть эти вещества, то можно попытаться решить одну из главных проблем человечества – проблему злокачественных опухолей. Я уже стал подумывать о диссертации и об аспирантуре при кафедре патологической анатомии, но... Мое увлечение «капустниками», хоровым пением, джазом, игрой на трубе, сочинительством монологов, сценок, песенок было всепоглощающим. Ко мне уже стали обращаться профессиональные артисты эстрады и театров с просьбами помочь им в создании репертуара. Два молодых талантливых красавца – Александр Ширвиндт и Михаил Козаков – обратились ко мне с просьбой сделать для них номер, чтобы они с этим номером могли выступать в эстрадных концертах, иметь успех и, разумеется, деньги. Идея их заключалась в том, что они, облачившись в мушкетерское одеяние (оба прекрасно фехтовали), должны были проводить поединок на шпагах. Но не просто поединок. Каждый укол должен был сопровождаться убийственно-смешной репризой. Так вот, в мою задачу входило написание пары десятков этих убийственно-смешных реприз... Задумка в силу разных причин не была осуществлена. До сих пор, когда мы встречаемся, Ширвиндт всякий раз говорит: «Представляешь, если бы все тогда получилось и на эстраде появились два красавца со шпагами, обменивающихся ударными репризами. Нас бы полюбил зритель, и мы стали бы рабами своих образов. Даже страшно подумать, что с этим номером сегодня выступали бы два старых му...ка».

 íàøåé ãðóïïå ÿ áûë îäèí èç òð¸õ ïðåäñòàâèòåëåé ìóæñêîãî ïîëà.

Ãîâîðèëè, ÷òî ÿ ïîõîæ íà Ì. Ìàñòðîÿíè.

Во всяком случае, та неосуществленная «гениальная» идея сыграла свою роль в том, что сегодня наша страна гордится двумя блестящими и неповторимыми актерами и режиссерами в лице Александра Ширвиндта и Михаила Козакова.

Так или иначе, но я в середине 50-х годов прошлого столетия уже подозревал, что вектор моей жизни направлен не в медицину, а в творчество.

Я еще не понимал, в какое именно творчество, но – в творчество.

Был еще один, как говорят шахматисты, побочный вариант, который мог повлиять на мою дальнейшую жизнь. Дело в том, что после четвертого курса в институт приехала отборочная комиссия из Военно-медицинской академии. Комиссия отбирала кандидатов в военные врачи. Тех, кто проходил отбор, переводили в Военно-медицинскую академию, им присваивали воинские звания, и они становились военными врачами. Среди студентов было много желающих стать военными.

Заболел вдруг этой идеей и я. Уж больно мне захотелось ходить в военной форме. И я среди прочих тоже подал заявление.

И вполне вероятно, что я, уехав из Москвы, стал бы военным врачом, дослужился до звания полковника, а может быть, и до генерала... Заведовал бы военным госпиталем...

Но... Мой друг, мой сокурсник, отвечавший в профкоме института за культуру, узнав о моем решении, сказал мне: «Что ты делаешь, идиот? Ты хочешь бросить наш институт, наши «капустники», наш хор?» – «Хочу быть военным врачом», – сказал я. Он заявил, что сделает все возможное, чтобы меня в академию не приняли. А я в ответ заявил, что если он это сделает, то станет моим врагом на всю жизнь. Он усмехнулся: «Посмотрим, кем я тебе буду – врагом или другом, но я это сделаю».

И он пришел в отборочную комиссию и наклепал на меня, мол, я такой, я сякой, морально неустойчивый и тому подобное... И меня «вычистили»...

Через год я поблагодарил его за «стукачество», и он остается моим другом по сегодняшний день.

Выражаясь псевдолитературно, шли годы. Учеба подходила к концу, за спиной были два лета военной лагерной подготовки, студенческая практика в сельской больнице недалеко от Тулы, безответная любовь... А меня вдруг увлекла хирургия – истинно мужская профессия в ореоле романтики. Под руководством опытных преподавателей я произвел два аборта, ассистировал в операции по удалению щитовидной железы. Мне даже доверили произвести ампутацию нижних конечностей мужчины, попавшего под поезд... Все это нашло впоследствии не зеркальное, но определенное отражение в моей новелле «С восьми до восьми», опубликованной в журнале «Юность».