Кадеты и юнкера. Кантонисты - Анатолий Львович Марков Страница 16

пыль мы, кадеты, возвращаясь с военных прогулок, неизменно и нарочно поднимали густым облаком, благодаря чему в корпус приходили настоящими неграми. Нас эта пыль не пугала, так как в роте мы немедленно и тщательно ее обмывали. Что же касается обмундирования, то оно было казенное; офицерам же приходилось туго, так как светло-серые их шинели и цветные фуражки меняли от пыли цвета и чистить их было нелегко.

Конечным своим пунктом военные прогулки имели какую-нибудь пригородную деревню, где мы останавливались на привал, составляли ружья в козлы, варили кашу или кулеш и завтракали принесенными с собой булками и котлетами. Как на привале, так и по дороге начальство заставляло нас производить всевозможные перестроения, наступления цепями, перебежки, разведки и т. д. Иногда эти маневры имели место в лесу, и тогда шалунам иногда удавалось из цепи умышленно оторваться и погулять на свободе час-другой под предлогом того, что они заблудились. Являлись такие «заблудшие» в корпус через час или два после роты голодными, замерзшими и занесенными снегом, но крайне довольными тем, что им удалось погулять на воле.

Разыгрывать «заблудших младенцев», однако, пришлось недолго. После двух таких попыток однажды шестеро кадет явились в качестве заблудившихся в лесу, после пяти часов опоздания, умышленно засыпанные снегом с головы до ног. И вышел конфуз. Старший из них, кадет Баранов, войдя в дежурную комнату, чтобы доложить о прибытии «заблудших», нашел в ней командира роты — Трубанька. Молча выслушав рапорт, командир спросил:

— Вы что же, за старшего оторвавшегося от цепи звена?

— Так точно, господин полковник…

— Так отправьтесь на трое суток под арест, чтобы на будущее время не отрываться.

Баранов, отсидев этот срок, до окончания корпуса получил среди товарищей кличку Оторвавшееся Звено.

ПРЕСТУПЛЕНИЯ И НАКАЗАНИЯ

В десятых годах текущего века великий князь Константин Константинович был переименован из начальника Главного управления военно-учебных заведений в генерал-инспектора того же управления. Как пишет в книге своих воспоминаний бывший военный министр генерал В. Сухомлинов на стр. 255, Константину Константиновичу ставили в вину то, что «он слишком баловал воспитанников, слишком ласково к ним обращался. Сам отец многочисленной семьи, он переносил свою отеческую ласку и любовь на обширнейшую семью всех военно-учебных заведений, вверенных ему государем. Поэтому он не мог относиться к воспитанию с одной лишь точки зрения муштры и дисциплины, предоставляя это ближайшему начальству кадет, а сам предпочитал уделять воспитанникам часть своей отеческой ласки».

Далее Сухомлинов на стр. 257 тех же воспоминаний пишет:

«Когда мне удалось осуществить план объединения всех управлений военного ведомства в одних моих руках, ко мне явился великий князь Константин Константинович и просил откровенно объяснить причину и цель предстоящего его переименования из начальника Главного управления в генерал-инспектора. Когда затем начальником Главного управления военно-учебных заведений был назначен генерал Забелин, по своему характеру довольно тяжелый человек, то великий князь выказал в отношении его столько такта и выдержки, что, несмотря на все, никаких недоразумений и конфликтов между ними не возникло».

Надо сказать, что после назначения генерала Забелина направление любовно-воспитательное в отношении кадет изменилось на весьма строгое, при котором всякая вина была виноватой и провинившийся не мог больше рассчитывать на какие бы то ни было снисхождения, как это практиковалось раньше, благодаря чему в первые годы управления генерала Забелина многим кадетам пришлось покинуть корпуса, не окончив курса. Были введены новые правила, согласно которым в течение учебного курса кадет не мог оставаться в классе более двух лет, и из корпусов периодически к весне и Рождеству стали исключаться кадеты, мало успевающие в науках. Последние на кадетском жаргоне получили наименование «декабристы».

Положительной стороной управления Забелина было расширение курса кадетских корпусов с сильным уклоном в математику, приравненную к программе реальных училищ, благодаря чему кадетам, малоспособным к этому предмету, а в числе их и автору настоящих воспоминаний, приходилось туго. В старших классах были, кроме того, введены аналитическая геометрия, начала дифференциального исчисления и космография.

Помимо этого Забелин обратил внимание и на физическую сторону кадетского воспитания, введя сокольскую гимнастику, стрельбу в цель из мелкокалиберных винтовок и военные прогулки, являвшиеся небольшими маневрами для подготовки кадет к строевому обучению в военных училищах, тогда как ранее строевое учение ограничивалось лишь ружейными приемами. Стали корпуса при нем принимать также участие и в военных парадах гарнизона как строевая часть в лице первой, или «строевой», роты корпуса. Ежегодно, кроме того, были введены состязания всех кадетских корпусов по гимнастике на снарядах с наградой победителям, для чего имели место съезды сокольских команд всех корпусов в Москве. Помню, что кадеты Псковского кадетского корпуса три года подряд оказались победителями в состязаниях по гимнастике и получили в собственность почетный кубок, ежегодно до того переходивший из рук в руки.

Дисциплина в корпусе с назначением Забелина стала много строже; он был неумолим при нарушении кадетами установленных им раз и навсегда правил. Так, при нем всякая попытка кадета к самоубийству, какими бы причинами она ни была вызвана, каралась немедленным исключением из корпуса. Помню два таких случая в бытность мою в старшей роте корпуса, причем оба они имели место на любовной почве. Первый заключался в том, что кадет седьмого класса Ш-кий, по происхождению из хорошей семьи Тверской губернии, из-за какой-то девчонки прострелил себе грудь из револьвера. По приказу Забелина он немедленно был исключен из корпуса, и все хлопоты в Петербурге влиятельного и имевшего большие связи тверского дворянства не привели ни к чему.

Второй случай произошел с кадетом-казаком П-м, который из-за неудачного романа также выстрелил в себя ночью в спальне, накрывшись с головой одеялом; звук выстрела был настолько глух, что его не все даже слышали, в том числе и я сам, изумленно спросивший моего соседа Шакро Амираджиби, чего он как сумасшедший вскочил с кровати. Шакро, ничего не ответив, бросился куда-то бежать, шлепая по полу голыми пятками. Вслед за этим в спальне началась какая-то суматоха, послышался звон шпор дежурного офицера. Когда все затихло, Шакро, вернувшись к себе на кровать, сообщил мне, что П-в пытался покончить с собой выстрелом в сердце. Происшествие это не обошлось без комической нотки, так как утром выяснилось, что сосед по кровати П-ва, осетин Тох Тургиев, спавший невероятно крепко, не слышал ни выстрела, ни суматохи, им вызванной. Проснувшись утром, он очень изумился: куда девался его сосед? Как только рана закрылась, П-в был исключен из корпуса и отправлен к родителям, несмотря на все просьбы и петиции.

Строго карались при Забелине и другие серьезные проступки, как, например,