Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг. - Сергей Владимирович Волков Страница 16

– Тише, прапорщик! Больше спокойствия. Вы же видите, что с офицером разговариваете! Нечего дурака ломать! И поверьте мне, право, лучше будет и более достойно для вас, если вы добровольно впустите нас на станцию. Подумайте хорошенько над тем, что вы делаете и куда ведете людей!

– Что вы хотите? – меняя тон, задал он вопрос.

– Нести караульную службу на станции.

– Я ее несу…

– Я не знаю, как и почему вы ее несете, но мне приказано военным комиссаром при Верховном командовании армией сменить ваш караул.

– Дайте пароль и приказание коменданта – я не знаю, кто вы? – прищурился прапорщик. Сзади него раздался смех. – Тише, товарищи, мешаете разговаривать! – осторожно оборачиваясь, сказал он.

– Вы, очевидно, только сегодня налепили на себя погоны! – съязвил я.

– Неправда, я их получил на фронте, а не в тылу! – презрительно окидывая взглядом надетое на мне мирного образца пальто с серебряными погонами, съехидничал юный прапорщик.

– Жалею вас, что теперь вам приходится их пачкать изменой присяге!

– Неправда, я не изменяю присяге, и я иду за народом, а это вы продались прислужникам капитала, одевшимся в социалистическую тогу. Эта вы губите народ. Э, да что с вами толковать! Убирайтесь подобру-поздорову, а то мы вам пропишем, где раки зимуют! – возбужденно махая револьвером, снова закипятился прапорщик.

– Послушайте, – не вытерпев, прикрикнул я на него, – я раз сказал уже, чтобы вы приличнее разговаривали… Что за хамская манера махать руками, – вынимая из кармана руку с портсигаром и беря из нею папиросу, продолжал я. Мое внешнее спокойствие подействовало на него, и он опустил револьвер.

– Вот что, – заявил он, – я даю вам пятнадцать минуть на размышление. И если через 15 минут вы со своими юнкерами не уйдете, то пеняйте на себя! – закончил он и исчез за дверью.

Я закурил вынутую папиросу. «Что же, однако, делать? Так стоять – это скучно. А любопытно, что делается сейчас на Мариинской площади? Пулеметы молчат и лишь идет одиночная ружейная стрельба. Черт возьми! Наверное, много убитых. Эх, Ленин!.. А еще идеалист. Идти к осуществлению земного рая по трупам людей и лужам человеческой крови! Ничего тогда твой рай не стоит! Шулер ты политический, а не идеолог!» – снова вернулось философское настроение ко мне.

– Ну, что у вас? – подходя ко мне, задал вопрос военный комиссар.

– Да вот, пробовал убеждать караульного начальника согласиться на смену; но он, в свою очередь, требует, чтобы мы ушли, и дал четверть часа на размышление. А что, нового ничего не слышно? – в свою очередь заинтересовался я.

– Не важно. Многие части держат нейтралитет. Некоторые же примкнули к восставшим. Рабочие Путиловского и Обуховского заводов идут в город. Надо станцию скорее взять. Во что бы то ни стало ее надо занять, а то операционный штаб восставших слишком широко пользуется телефонной сетью, и наоборот – правительственные органы лишились этой возможности. А стрельба затихает, – заметил в раздумье военный комиссар.

В этот момент появился юнкер связи от прапорщика Одинцова и доложил, что на Невском появились какие-то патрули и что на Мойке у мостов рабочие начинают строить баррикады.

Услышав доклад, военный комиссар сразу оживился.

– Продолжайте убеждать сдаться – а я пойду узнаю, в чем дело, – заторопился он.

– Слушаюсь. Разрешите потребовать на всякий случай из Зимнего дворца подкрепление, по крайней мере вторую полуроту. Пулеметы и пироксилин я уже вытребовал! – доложил я.

– Попробуйте. Не думаю, чтобы было что присылать. Смотрите же, первыми огня не открывать. Это может все дело испортить. Потом будут кричать, что мы первые открыли стрельбу и что мы идем по стопам старорежимных городовых: стреляем в народ, – закончил военный комиссар и быстро зашагал к Невскому.

«Это черт знает, что за двойственность! Там – стрельба, а здесь не смей, а то кто-то какие-то обвинения предъявит. Да ведь раз мы введем порядок, то кто же откроет рот? Или как после июльских дней будет?! Комедианты проклятые!.. Там стрельба, а здесь жди, чтобы тебя сперва убили… Что за чертовщина – ничего не понимаю! Ну ладно, пришлют пироксилин, на собственный страх взорву всю станцию к черту! – злобствовал я и принялся писать новое донесение начальнику школы и капитану Галиевскому. Донесения на этот раз я написал в двух экземплярах. – Черт его знает, что творится, – заработало во мне сомнение. – Может, и донесения еще не должны попадать по адресу? Пошлю двумя дорогами двух юнкеров: это будет надежнее». Сказано – сделано!..

Через минуту юнкера связи, получив категорическое приказание передать донесения в собственные руки по назначению, уже скрывались вдали: один в направлении Невского, а другой в обход, по Гороховой, через Александровский сад.

Прошло еще несколько минут, и из одного из окон станции раздался голос прапорщика:

– Слушайте, убирайтесь! А то нам надоело ваше присутствие. Смотрите, если через три минуты вы не уйдете, то перестреляем вас, как собак!..

– Ах ты, сволочь этакая! – вскричал я и, выхватив револьвер из кобуры, взмахнул его на взвод.

Но прапорщик скрылся.

«Черт его знает, что такое, – нервничал я, шагая по тротуару. – Черт, а хочется есть! – замечая валяющиеся на дороге куски хлеба, брошенные юнкерами, вспомнил я о еде. – Ведь я сегодня так ничего и не ел. Даже рюмки водки не успел выпить!.. А что сейчас в школе творится? Шумаков, пожалуй, спит в дежурке, а нестроевые пьянствуют и жарят в карты. Хорошенький результат дала революционная дисциплина!» И размышления поплыли одно за другим…

На улице, через наши цепи хотя и редко, но все же продолжала проходить публика. Видно было, что улица уже привыкла к нам: мы уже достаточное время болтались на ней.

Но вот со стороны Невского показался броневик.

– Броневик идет!.. – раздалось несколько возгласов доклада с места.

– Вижу, – отвечал я. – Это, наверное, наш. У Зимнего дворца, когда мы уходили, я видел, как появились две матицы. Очевидно, одну из них и посылают нам на поддержку!

– Никак нет; это броневик восставших – это я хорошо знаю. Я видел сегодня брата из броневого дивизиона. И он говорил, что часть дивизиона объявила нейтралитет, а часть перешла на сторону восставших, – сообщил неприятную новость один из юнкеров.

В этот момент подбежал юнкер связи от взвода, отошедшего к углу Невского и Морской, и доложил о том, что приближающийся броневик пришел со стороны Невского и что военный комиссар требует спокойствия.

– Внимание! – крикнул я юнкерам, выслушав доклад. – Если я выстрелю, открыть по нему огонь. Без этого же моего сигнала