Олег Калугин - Прощай, Лубянка! Страница 16

Основная часть рассказа была посвящена Эльгару, Уильямсу, Холсту, Делиусу, Блиссу, Уолтону и Бриттену. Для иллюстрации я использовал только две вещи, имевшиеся в моей маленькой коллекции: «Кокейн» Эльгара и «Осы» Уильямса. На удивление, моя аудитория оказалась отзывчивой и внимательной, несмотря на относительно непростую музыку и тот факт, что она никогда ранее не слышала ее, как, впрочем, не слышала и имен упомянутых композиторов.

Памятуя об обещании, данном Поповичу, я проявлял рвение во всем, что касалось учебных занятий и общественной работы. К сожалению, сменился начальник курса — Созинова избрали секретарем парткома Института, а его место занял армейский капитан, подтянутый, пунктуальный солдафон Артамонов, попортивший немало крови многим ребятам. Я с трудом сдерживался, чтобы не дать отпор его бесцеремонной, неуважительной манере обращения с людьми, постоянному стремлению осадить и унизить людей. Юра Гулин и некоторые «кадеты» не желали, однако, мириться с «артамоновщиной». В ответ последовали жесткие дисциплинарные меры: выговоры сыпались один за другим, в характеристики записывали все, что могло повлиять на распределение и дальнейшую судьбу выпускников. Меня, к счастью, Артамонов не трогал.

Весной 56-го года я завоевал первое место на институтском конкурсе переводов и получил в качестве награды сочинения Ч. Диккенса 1874 года издания и Дж. Голсуорси.

В ту весну, после XX съезда партии, я подал заявление о приеме в члены КПСС. Затаив дыхание, я, как и тысячи моих соотечественников, слушал изложение доклада Хрущева о беззакониях сталинской эпохи. В Институт доклад поступил почти сразу после его произнесения на съезде, и его оживленно обсуждали как студенты, так и преподаватели. Почти никто не высказывал огорчения по поводу случившегося. Несколько лет, проведенных в стенах учебного заведения госбезопасности, вкупе с небольшим практическим опытом, почерпнутым во время стажировки в аппаратах внутренних органов КГБ, разрушили многие иллюзии. Но они не разрушили главного — веры в возможность самообновления системы, ее совершенствования. Да, допущены чудовищные преступления и перекосы, но это произошло потому, что во главе отсталой страны оказались авантюристы вроде Берия и маньяк Сталин. Будь жив Ленин, ничего подобного бы не случилось. Очищение партии от проходимцев и прилипал должно быть поставлено во главу угла всей внутрипартийной работы. Как верный солдат партии, я буду неустанно бороться за воплощение в жизнь ее светлых идеалов.

Институт я закончил с отличием и сразу же поступил в распоряжение Управления кадров КГБ СССР. Из нашего выпуска в Москву взяли не более десяти человек. Половина из них пошла на работу во Второе главное управление — внутреннюю контрразведку, другая половина, я в том числе, — учиться в Высшую разведывательную школу № 101 КГБ СССР. Мой друг Юра Гулин за строптивость получил назначение в порт Игарку на Крайнем Севере, остальные — кто куда: в Киев, Ростов, Ленинград, Архангельск, Мурманск, Хабаровск, Клайпеду, Львов. «Немцы» почти в полном составе уехали в ГДР.

Дома мой перевод в столицу встретили со смешанными чувствами. Отец радовался; Людмила, остававшаяся в Ленинграде с дочерью, печалилась. Для отца моя предстоящая работа в разведке означала своеобразную моральную компенсацию за позорную пенсию в 78 рублей, которую ему назначили после четверти века службы в органах. Он клял «усатого цыгана» Сталина и «деревенского грамотея» Хрущева за свою нищенскую старость. По мнению отца, Сталин опозорил органы, а Хрущев решил отыграться на них, прекратив выплату надбавки за офицерское звание. Это и привело к существенной разнице в пенсиях между теми, кто ушел в отставку до 1954 года, и после. С помощью бывших коллег отец вскоре устроился на работу в кемпинг для иностранных туристов, где за выполнение разовых поручений получал ежемесячно от КГБ по сто рублей.

Близился отъезд из родного города. Я как будто перерезал своими руками пуповину, физически и духовно скреплявшую все мое существо с красотой и гармонией, воплощенной в камне и воде. Я верил, что еще не раз вернусь к домашнему очагу у Таврического сада. Но жизнь распорядилась по-своему, и в Ленинград мне пришлось прибыть, хотя и нескоро, уже в ином качестве.

Знакомство со столицей, вопреки ожиданиям, оказалось весьма кратким. Как вчера, помню тот день, когда я, едва успев привести себя в порядок после ночного поезда, прибыл к месту сбора.

Солнечное августовское утро. Большая группа молодых офицеров в штатском толпится во дворе Высшей школы КГБ в Кисельном переулке. Ровный гул голосов часто прерывается радостными восклицаниями, смехом. Вот и я увидел своих старых знакомых, с которыми расстался полтора месяца назад. Мы шумно приветствуем друг друга. В этой незнакомой обстановке лица бывших сокурсников кажутся почти родными.

Через полчаса вас сажают в автобусы, и вот уже мы мчимся по улицам столицы. Мелькают непривычные для глаза ленинградца высотные новостройки, башенные краны на развороченных площадках, дымящиеся трубы, фермы мостов. Вскоре городской пейзаж меняется — слева по ходу движения виднеется огромный лесопарк — это Измайлово, далее мы выходим на открытое шоссе и километров через двадцать, миновав Балашиху, сворачиваем в густой хвойный лес. Открываются глухие зеленые ворота, и мы оказываемся в благодатной тиши. Деревянные, аккуратно покрашенные двухэтажные дома, асфальтированные дорожки, ухоженные тропы, мерно качающиеся над головой верхушки елей и сосен, насыщенный запахом смолы прозрачный воздух — все это действует благотворно, вызывает чувство безмятежного покоя. В помещениях чисто и уютно, комнаты на двоих с маленькими ковриками и настенными светильниками. Аудитории просторны и солнечны. Прекрасная библиотека с подшивками иностранных газет на разных языках.

Мы быстро размещаемся в отведенных нам спальнях и идем на обед. В просторном зале с пальмами официантки в белых передниках нам подают меню с богатым выбором блюд. Из положенной стипендии в 150 рублей можно приплачивать в месяц десять-пятнадцать рублей за улучшенный ассортимент. Основная часть средств на питание идет из государственной казны.

Отобедав, направляемся в большой, обшитый деревянными панелями зал, где начальник школы, уже немолодой генерал-майор Гриднев приветствует новое пополнение отряда чекистов-разведчиков. Он же представляет командира курса капитана первого ранга Визгина. Седовласый, с обветренным лицом морского волка, Визгин в общих чертах рассказывает о программе обучения двух лет, о режиме дня, учебы и отдыха. Затем он предлагает каждому из нас зайти в его кабинет для индивидуальной беседы.