Родерик Грэм - Мария Стюарт Страница 16

В нее также входили четыре компаньонки одного с Марией возраста, «четыре Марии». Эти девочки стали компаньонками Марии в Инчмахоуме и все были благородного происхождения. Мэри Флеминг могла даже претендовать на королевское происхождение как внучка Якова IV. Мэри Сетон, которую сопровождал ее брат, юный лорд Сетон, была дочерью Мари Пиери, фрейлины Марии де Гиз, и на протяжении большей части жизни Марии Стюарт была ее личным парикмахером. Мэри Битон, обожавшая романтическую литературу, была родственницей убитого кардинала Битона. А обожавшая танцы и верховую езду Мэри Ливингстон была дочерью опекуна Марии Стюарт. Фрейлин королевы в Шотландии обычно называли «Мари»; это имя происходит от исландского «Маэр», или девственница, хотя как именно оно попало в шотландский язык, неясно. В любом случае, четырех девочек на самом деле звали Мэри.

Все пять девочек, одна из которых была заметно выше других, были одеты в полном соответствии со своим рангом — как маленькие взрослые. На детском портрете Мария затянута в корсет, на голове — чепец, невзирая на ее юность. 29 июля 1548 года пять девочек в длинных парадных платьях, высоко держа голову, поднялись по сходням на «Реаль», галеру самого Генриха И. Мария со слезами на глазах простилась с матерью, возможно, и не осознавая всей важности происходящего. Как все королевские дети, она больше привыкла к обществу нянек и гувернанток, чем к матери, так часто занятой делами государства.

Король отправил в качестве своего представителя и сопровождающего Артюса де Мейе, сеньора де Брезе, члена партии Гизов и родственника своей любовницы Дианы де Пуатье. Брезе постоянно информировал Марию де Гиз в письмах, отправлявшихся с каждой стоянки кораблей. 31 июля он написал: «Королева, Ваша дочь, чувствует себя хорошо и, благодарение Господу, так же радостна, как и в Вашем обществе». В следующем письме он уверял Марию: «Королева чувствует себя очень хорошо и пока не заболела морской болезнью». 3 августа он сообщил: «Несмотря на крепкий ветер, сильно раскачивавший галеру, королева не заболела. Это заставляет меня думать, что она не будет страдать и в открытом море». Легкость, с какой де Брезе пересылал письма, и его предвкушение «открытого моря» объясняются в письме от 6 августа, когда корабль достиг лишь Лам — лаша на острове Арран, что в восьмидесяти милях от Дамбартона. Леди Флеминг, в частности, раздражалась от такого медленного продвижения и требовала, чтобы ее отправили на берег до тех пор, пока погода не улучшится. Вильганьон, опытный моряк, не церемонившийся с высокомерными дамами, сказал, что у нее есть два пути: либо она останется на борту, либо утонет. Погода, однако, улучшилась, и это позволило двигаться быстрее, хотя у берегов Корнуолла Брезе писал: «Погода ужасает своей свирепостью, а таких больших волн я никогда в жизни не видел». Огромные волны разбили руль, однако команда — самая опытная во Франции — сумела его заменить, и 15 августа королевская свита высадилась в порту Роскоф в Бретани. Брезе писал: «Мария чувствует себя так же хорошо, как и с Вами. Она меньше страдала в море, чем остальные ее спутники, и она смеялась над заболевшими». Остается надеяться, что позеленевшие и страдавшие от постоянной тошноты леди простили ее; а вот ее опекунам, лорду Эрскину и лорду Ливингстону, потребовалось несколько дней, чтобы прийти в себя. Затем королевская свита отправилась вдоль мыса к городку Сен-Поль-де-Леон, где их ожидала торжественная встреча. Мария Стюарт прибыла в страну, королевой которой ей предстояло однажды стать.

Часть II

ФРАНЦИЯ

1548–1561

Глава III

«МЫ ВЕСЬМА ЕЮ ДОВОЛЬНЫ»

Путешествие оказалось не более примечательным, чем другие вояжи того времени, зависевшие от ветров и приливов. Гребцов на галерах не использовали, если ветер был попутным; они также не в состоянии были заметно продвинуться вперед, если дул сильный встречный ветер, так что их использовали как дополнительную силу во время штиля, а при маневрировании в гавани они имели решающее значение. Мария, скорее всего, видела, как их погоняли плетью, поскольку впоследствии запретила это делать при любых обстоятельствах. Корабли были легко вооружены, так как не представляли интереса для пиратов, а нападение английского флота было маловероятным. Похищение девочки на суше можно было бы замаскировать под ее «спасение», но захватить ее на личной галере французского короля, под чьей защитой она находилась, было невозможно, не спровоцировав международный конфликт, которого опасался даже вспыльчивый Сомерсет.

Из Роскофа 15 августа 1548 года Вильганьон отправил сообщение о прибытии Марии, и, когда ее свита добралась до Сен-Поля, их ждала первая торжественная встреча. В число встречающих входил мэр города, выступавший в роли местного гида, и, как ни странно, фаворитка Франциска I герцогиня д’Этамп. Официальных придворных должностей для фавориток покойных государей не существовало; она, очевидно, получила известие о прибытии Марии из собственных источников и приехала сама по себе из любопытства. Вся французская знать горела нетерпением увидеть самую юную правительницу Европы, которая уже превратилась в сказочную королеву. Вильгеньон с облегчением распрощался с королевской свитой и был отослан обратно в Шотландию с людьми и снаряжением для войск Марии де Гиз, продолжавших осаду Хаддингтона. Его также наградили, сделав адмиралом Бретани.

Мария затем проделала двенадцатимильное путешествие вглубь страны, к Морлэ, куда и совершила торжественный въезд 20 августа. Это было ее первое столкновение с французской деревней, и поскольку во Франции ей не нужна была вооруженная охрана, повсюду следовавшая за ней в Шотландии, она могла удовлетворить свое детское любопытство. Ее научили четырем-пяти словам приветствия и благодарности на французском, но в любом случае здесь он был иностранным языком. Бретань присоединилась к Франции лишь четырнадцатью годами ранее, и большинство людей говорили только на бретонском.

Границы королевства были тогда гораздо менее протяженными, нежели сейчас, особенно на востоке. На севере граница шла по долине Мёза, причем Мец и Верден находились на территории Священной Римской империи, а затем поворачивала на запад, охватывая Пикардию, но не Артуа, являвшийся тогда частью Нидерландов и, следовательно, находившийся под управлением Карла V. Население страны составляло около 18 миллионов человек, благодаря мягкому климату и плодородной почве сельское хозяйство здесь было самым доходным в Европе — уже почти столетие здесь не знали недорода. Все французские хронисты были романтиками, и, по их словам, солнце взошло над страной вместе с появлением Марии, а плохая погода началась только после ее отъезда. Ее постоянно воспевал в стихах Жоашен дю Белле, поэт и аристократ, совершивший вместе с ней путешествие из Шотландии; впоследствии то же самое, но только в прозе станет делать Пьер де Бурдейль, сеньор де Брантом. Дю Белле говорил, что «в своем шотландском одеянии она напоминала переодетую богиню». Трудно даже представить, что могло сойти за традиционный шотландский наряд при дворе, настолько оторванном от реальности.