Катрин Шанель - Величие и печаль мадемуазель Коко Страница 16

— Будь благоразумна, детка, иначе ты не влезешь в свое новое платье!

— Нам придется взять еще одну горничную — Мари не сумеет одна затянуть твой корсет.

— Толстушка, воздержись от хлеба с маслом, если не хочешь жира на талии.

Это если говорить о домашнем воспитании. А в частных пансионах поступали куда проще — девицы там жили впроголодь, только чтобы душа в теле держалась. С какой благодарностью я вспоминала свой собственный пансион при обители викентианок, простую, но всегда сытную и свежую еду, которая бывала на столе каждый день. Вареные яйца на завтрак, на обед — суп, на ужин — рагу, и хлеб с молоком — когда только пожелаешь! Но мы же были сиротами, нас нужно было накормить на жизнь вперед, мало ли, какие трудности ожидали нас в будущем. А девушки из приличных семей в дорогих пансионах питались, словно попугайчики, хлебными крошками, порой грызли редиску и получали по горсточке изюма. Мясо бывало редко: один ученый сухарь от большого ума сочинил трактат, согласно которому мясо способствует страстям, вызывает помутнение рассудка и прилив крови к нижним органам, из-за чего происходят преступления против морали, а также и различные женские болезни. На беду, сочинение имело успех. Такая злокозненная еда, как мясо, не должна быть допущена в приличные дома! От молока в юных телах может произойти переизбыток лимфы, яйца затрудняют работу печени, сладкое портит зубы, а от фруктов может произойти бурление в животе, ко всеобщему конфузу. Так что девицы могли морить себя голодом с полного одобрения науки и близких. Вялые, унылые, с запавшей грудью и редкими волосами, с синяками вокруг глаз, затянутые в корсет до полной бездыханности, такие романтические героини не жили, а маялись. Впрочем, наставники и женихи были вполне довольны, косметика скрывала нездоровый цвет лица, шиньоны маскировали поредевшие шевелюры, отсутствующие округлости восполнялись ватными накладками. Девица была создана только для того, чтобы выйти замуж — и красиво умереть вскоре после свадьбы, пока не увял флердоранжевый венок. Их убивала беременность, или роды, или туберкулез, вечный враг недоедающих, но молва говорила, что девица слишком хороша была для этой жизни, что ангел отлетел в те обители, где ему самое место. И такие возвышенные глупости порождали еще одну причину anorexia neurosa.

Девушки мечтали прославиться. Они хотели привлечь к себе внимание — но не только родителей, а и всего просвещенного мира. Совершенно серьезно обсуждалась возможность обходиться совсем без еды, получая необходимые питательные вещества из воды, воздуха и солнечного света. Ведь постились годами святые? Святая Моника постилась семнадцать лет, поддерживая свои силы только Причастием. Святая Екатерина, обручившаяся незримым перстнем с Христом, также питалась исключительно Святыми Дарами, а еще спала всего по полчаса в двое суток, да и те — на голых досках, к тому же носила вериги. Сколь прекрасные примеры! Какой подвиг благочестия! Как тут не вдохновиться? Вдохновлялись до смерти. Четырнадцатилетняя Сара, дочка валлийского фермера, голодала, по уверениям родителей, полтора года, с тех самых пор, как упала с коня и повредила спину. Сами фермеры не видели ничего странного в поведении дочери — девочка так чиста, говорила ее мать, что все ее существо отвергает грубую земную еду, она (еда) более не питает, а оскверняет ее. Когда-то дочка была живой и дерзкой девчонкой, настоящим сорванцом, убегала даже от домашней работы, только бы ей и носиться на коне по полям и дорогам. Но с тех пор, как увечье уложило ее в постель, Сара совершенно изменилась — она уверовала в Господа, стала кроткой, как овечка, и отвергла все материальное, включая и пищу. Благодаря милости Всевышнего к Саре ходят посетители, оставляют у кровати в знак восхищения подарки. Заинтересовавшиеся феноменом эскулапы попросили позволения установить наблюдение за малюткой. Родители согласились, приняв щедрую мзду. Эксперимент длился три недели, и за это время Сара не съела ни крошки. Результаты исследования были опубликованы и вызвали большой интерес. Через некоторое время на ферму прибыла новая комиссия докторов. Они предупредили, что намерены ужесточить условия эксперимента, и прижимистые фермеры согласились — за неудобства им щедро платили.

Комнату Сары обыскали на предмет спрятанной еды. Младшая сестренка, до того спавшая по ночам в ее постели, была выдворена прочь — что, если именно она подкармливает великую постницу, пронося ей горбушки в кармане передника? Наконец, у кровати Сары днем и ночью дежурили четыре медицинские сестры с повадками церберов. Через неделю девочка заметно ослабела, розы на ее щеках увяли, глаза погасли. Врачи вознамерились прервать эксперимент, но родители Сары запротестовали. Как это — прервать? Их девочка все так же не нуждается в питании, да и деньги уже потрачены! Сара, в свою очередь, мотала головой, отказываясь от самых лакомых блюд, которые мать, желая продемонстрировать стойкость дочери, готовила напоказ. Нет, нет, она не станет ничего есть, только от одного вида пирогов и пышек ее воротит, вкусивший сладости манны небесной уже никогда не найдет привлекательными суп и жаркое! Она соглашалась только пить воду, подкрашенную красным вином, а облатку причастия не проглатывала, а только целовала в экстазе, то есть пошла даже дальше, чем Моника и Екатерина!

Сара умерла через три недели после начала второго эксперимента.

Несчастная калека, я уверена — она была потрясена своим увечьем и испытывала глубокое чувство вины перед родителями. В сельской местности, где хлеб зарабатывается кровью и потом, лишний рот может быть большой обузой. Кроме того, Сара была лишена простых удовольствий, присущих ее возрасту, а в перспективе, которой умненькая девочка не могла не понимать, — и всех радостей жизни вообще. Она стремилась облегчить прежде всего собственную душу, искупив вину перед родителями; потом свою участь (внезапное духовное преображение Сары польстило родителям, и порция ежедневных упреков уменьшилась); и наконец, бесконечное постничество девушки благотворно отразилось на благосостоянии семьи. Быть может, первое время она еще принимала пищу, очень умеренно и тайком, разумеется, ее могли подкармливать и младшая сестра, и сердобольные визитеры. Но впоследствии она перестала есть совершенно. Не хотела ударить в грязь лицом? Боялась разоблачения и дурной славы? Или ее организм в самом деле уже был настолько истощен, что потерял способность получать полезные вещества из еды и стал питаться своим внутренним ресурсом? Как бы то ни было, когда ресурс исчерпался, наступил конец.

Я не могла допустить, чтобы такое произошло с Жизель. Она была моей первой пациенткой, доверившейся мне в той же мере, что и когда-то — приютская девчонка, рожающая под повозкой.