Филипп Александр - Королева Виктория Страница 16

Получив таким образом свободу, Георг IV мог вновь жениться. Осенью он отправился в свое Ганноверское королевство, а в Германии, раздробленной на четыре десятка мелких королевств и княжеств, не было недостатка в принцессах-невестах. Но его любовница, властолюбивая маркиза Конингем, в которую он без памяти влюбился в 1820 году, была готова к любым баталиям, лишь бы удержать его при себе.

Пока суть да дело, умерла — еще раз уф! — маленькая дочка Кларенсов. Дрина восстановила свою очередь к трону. Но тетке Аделаиде не исполнилось и тридцати лет, так что опасность ее новой беременности никак не исключалась.

А кроме того, существовал риск несчастного случая, не говоря уж о похищении, отравлении или убийстве. Исчезновение потенциальной наследницы престола прекрасно бы устроило злого и реакционно настроенного герцога Камберлендского, который в очереди к трону стоял как раз за Дриной. Ходили слухи, что он убил одного из своих слуг!

Приказы герцогини носили категорический характер. Дрина ни на мгновение не должна оставаться одна. Даже слугам нельзя было доверять ребенка. Присматривать за девочкой мог только узкий круг доверенных немцев, миссис Брок и, естественно, Конрой.

Как только Дрина вышла из того возраста, когда ей следовало спать в одной комнате с нянькой, для нее установили маленькую белую кроватку в спальне ее матери. По вечерам фрейлейн Лецен читала ей перед сном сказки. Она не уходила от девочки до тех пор, пока герцогиня не появлялась в спальне, чтобы лечь спать. Утром Дрина пила свое молоко за столиком между двумя кроватями.

Феодора спала по другую сторону от материнской кровати. Девочки обожали друг друга. Дрина была такой хорошенькой со своими светлыми кудряшками и розовыми щечками. Если бы еще не эти ее приступы необузданного гнева. В такие моменты она топала ногами, каталась по полу и весь дворец содрогался от ужаса. Фрейлейн Лецен впервые в жизни видела такого своенравного и буйного ребенка. Своими голубыми глазами на выкате и ярким румянцем Виктория сильно напоминала деда, покойного безумного монарха. «Это же король Георг в юбке!» — восклицали люди, опасавшиеся, как бы и ее не поразила та же самая болезнь, что и ее деда.

Чтобы заставить девочку замолчать, мать ругала ее и грозила: их сосед герцог Суссекский сейчас как рассердится! А Дрина ужасно боялась этого своего дядюшку, обожавшего священные книги и часы и расхаживавшего по коридорам Кенсингтонского дворца в шапочке из черного бархата, смешных домашних туфлях и расшитом атласном халате сиреневого цвета. А еще она не любила епископов, пугавших ее своими париками и черными сутанами. Лишь старинному другу ее отца преподобному Фишеру, епископу Солсберийскому, удалось завоевать ее расположение. Навещая герцогиню, он опускался на колени на желтый ковер, на котором играла маленькая Дрина, и позволял ей потрогать свой орден Подвязки.

Она боялась даже герцога Йоркского из-за его огромного лысого черепа и манеры ходить, сильно откинувшись назад, так что казалось, что он вот-вот запрокинется. А между тем именно он организовал для нее кукольный спектакль и подарил ослика. Ее сажали на него верхом, и они вместе с

Феодорой и миссис Брок — ее дорогой Боппи, — которые шли по обеим сторонам от нее, отправлялись на прогулку в Гайд-парк, где каждый раз, когда попадавшиеся им навстречу господа приветствовали ее, приподнимая свои шляпы, Боппи шептала ей: «Кивните им, принцесса».

Иногда Дрина каталась по аллеям парка в коляске, запряженной двумя пони с длинными хвостами. Она улыбалась встречным и кричала им: «Здравствуйте!» Похожая на ангелочка, она пользовалась всеобщей любовью, ее задаривали игрушками. Когда позволяла погода, она с матерью и Феодорой завтракала на одной из лужаек парка в тени боярышника и поливала клумбы. Лорд Альбермарль умилялся, глядя на эту хорошенькую малышку в соломенной шляпке и белом платьице: «Забавно было наблюдать, как она усердно лила воду из своей леечки на цветы и себе на ноги». Это немецкое, почти деревенское воспитание привьет будущей королеве Англии любовь к незатейливым радостям, которую она пронесет через всю жизнь.

Герцогиня не только из соображений экономии старалась держаться подальше от королевского двора, ей не давала покоя навязчивая идея: во что бы то ни стало уберечь дочь от контактов с этим гнездом порока и разврата, каким был двор Георга IV. В своем павильоне «Ройял-лодж» в Виндзоре король жил сразу с двумя любовницами: старой, леди Гертфорд, и новой — леди Конингем, вместе с которой проживали ее муж, лорд-камергер королевского двора, и их дети. Чтобы развеяться, король приглашал к себе множество женщин, устраивал фейерверки, морские баталии и концерты при свете китайских фонариков. В Виндзоре, как и в Брайтоне, ужин и танцы заканчивались лишь под утро.

Дрине было четыре года, когда герцогиня привезла ее в Карлтон-хаус. В зале с потолком, расписанным под голубое небо в облаках, маленькая принцесса привела в умиление Георга IV, назвав его «дядюшка-король», как научила ее мать. Толстый Павлин стал еще толще, но все так же любил детей и сохранил игривость нрава, «однако безоглядно заигрываться с ним не стоило, — писал Шатобриан, бывший в ту пору послом в Англии. — Как-то один из гостей, приглашенных к его столу, поспорил с соседями, что попросит Георга IV дернуть за шнурок звонка и тот его послушается. Георг IV действительно дернул за шнурок и приказал явившемуся на зов дежурному: “Выставите-ка этого господина за дверь!”»

В семь лет Виктория впервые попала в Виндзор по случаю дня рождения короля. Принцесса протянула ему букет цветов, и Георг IV вновь был поражен свежестью личика этой своей племянницы, которую он почти никогда не видел. «Дайте мне вашу маленькую лапку», — пророкотал он. Юная наследница престола взобралась к нему на колени, потом на огромный живот и поцеловала в дряблую нарумяненную щеку, свисающую из-под парика. Георг IV отблагодарил ее, подарив свой миниатюрный портрет в медальоне, украшенном бриллиантами, который леди Конингем, вся в сверкающих драгоценностях, приколола на ленточке к платью Дрины, преисполненной гордости за свою первую награду.

Несмотря на все старания матери уберечь юную принцессу от влияния двора, ей это не удалось: девочка пришла в восторг от той роскоши, с которой соприкоснулась, от изящных манер дядюшки-короля, мастерски разыгрывавшего спектакли, и от всех этих веселых праздников. Дочка леди Конингем взяла ее с собой на прогулку в парк, и они поехали туда в карете, запряженной четверкой серых пони, в парке был зверинец, в котором Дрина с восхищением наблюдала за газелями, канадскими оленями и сернами.