Антон Блажко - Единственный чеченец и другие рассказы Страница 16

Повесив оружие за спину, еле поднял Воронова и подхватил на плечи, как большой мешок или местные овцу. В фильмах про войну смотрелось куда героичнее, хотя там чаще красноармеец в живописно порванной гимнастерке нес командира, позванивая медалями (кто их в бой надевал?). А на шее болтался ППШ с круглым магазином и дырочками по кожуху ствола... Думал ли, что выпадет такое, воевавшие дети невоевавших отцов, есть такая профессия уродину-мать защищать...

-- Не жми, - оттянул руку парня от горла.

Тот что-то пробормотал. Хорошо, пока хоть не бредил. Встряхнув с усилием, чтобы ловчее пристроить его на хребте, полусогнувшийся Федорин двинул вперед.

За собственным топаньем, пыхтеньем и стонами Воронова, шумом речки на той стороне дороги не сразу услышал шум мотора, осознав звук, только когда он раздался почти за спиной. Рванувшись глубже в заросли, Федорин сбросил вскрикнувшего бойца и упал рядом, пытаясь расцепить автоматы, но быстро стих. Мимо неторопливо прогудел транспортер с людьми на броне, слепя яркими глазницами фар - ехали уверенно, по-хозяйски. Больше в потемках ничего было не разглядеть.

-- Товарищ старший лейтенант, - дернул за рукав очнувшийся Воронов, это наши, надо тормознуть их!..

И попытался встать.

-- Лежи, идиотина! - шипя, прижал его к траве Федорин. - Какие наши тут могут быть ночью с одной "коробкой"?

Слухи о том, что у "чехов" есть техника в горах, ходили давно. На равнине, под Грозным немногочисленные по счастью танки и доставшаяся при развале империи артиллерия били по наступавшим силам вовсю, и в труднодоступных местах, по-видимому, у врага еще много чего осталось. Вот тебе разведка и спецоперации, машину ведь не спрячешь на чердак. Главное лишь бы не приметили их... Лежали, пока начали замерзать, но слышалось только переливчатое бормотание воды. Не хорониться же здесь до солнца, когда опасность может только возрасти. Парень словно пришел в себя, попробовал хромать самостоятельно, обняв командира за шею и мужественно терпя боль. Теперь пробирались сторожко, поминутно останавливаясь и напрягая слух, ближе к обочине вылезать не хотелось, а проклятые сучья трещали вокруг как пулемет. Стоило померещиться чему-либо, падали с замирающим сердцем в крапиву и лопухи, но тревога оказывалась ложной. Чуть успокоившись, пошагали ровнее, когда метров за сто вдруг взревел двигатель и свет прорезал листву. От страха Федорин рухнул, увлекая за собой бойца, который чуть не раздавил ему ребра об автоматное железо и рожки. Затащив его под сплетение веток, ткнулся рядом, боясь шевельнуться. Видимо, "гроб" стоял на какой-то поляне, развернувшись, сейчас вырулил к дороге и тронулся в обратный путь.

-- Нас ищут... - прошептал у щеки Воронов.

-- Откуда им знать про нас? Тш-ш...

С машины заметили движение или вправду преследовали какую-то цель, но БТР замер невдалеке, с него тяжело попрыгали вооруженные люди и пошли россыпью к зарослям, просвеченным мощными полушариями, которые повернули влево рукой. Мотор стих, различилась коротко местная речь; двое или трое не спеша направились к ним, хрустя мелким валежником. Федорин не успел выставить автомат, большой пользы при двух магазинах в нем и не было, и теперь боялся дохнуть. Чеченцы остановились, один сказал что-то, в ответ гоготнули и пустили веером несколько очередей в лес. Пули свистнули над самым затылком, присыпав Федорина веточками и листвой. Едва живой, с замиранием сердца он услышал звук обратных шагов, двигатель заурчал, и бэтэр так же неторопливо покатил дальше, к своему тайному горному логову. Ночью "чехи" разъезжали здесь, как дома, никого явно не боясь.

Отлежав минут сорок, Федорин поднял голову и нащупал плечо бойца:

-- Давай, Саня, ждать утра, а то вообще отсюда не выберемся. Открыто идти нельзя, сам видишь, а по темноте этой далеко не уползем. Дьявол знает, чего тут еще ждать, да и надо поспать как-то. Будем сторожить по очереди.

Парень молчал, борясь с одолевавшей болью. Оттащив его подальше и нарвав ощупью травы и прутьев на подстилку, Федорин свалил часть сверху и тоже заполз под копну. Устроились с Вороновым спина к спине, обняв автоматы, первую очередь лежачего караула назначил бойцу.

----------------------------

-- Товарищ капитан, вставайте! - дежурный по роте склонился над командиром, светя фонариком в пол. На долгий стук в дверку ему никто не ответил.

Баранов всхрапнул. Пышный камуфляжный спальник был перекручен и закрывал его до груди.

-- Вам сегодня на выезд, я уже всех поднял.

Уважительно растолкав наконец, младший сержант в пованивающих ваксой сапогах предложил:

-- Я вам сейчас поесть принесу.

-- Не надо, - с усилием ротный сел на шконке, опершись руками в края. Брось что-нибудь с собой, как войска будут готовы - крикни.

-- Есть.

Пригнувшись, дежурный вышел из землянки наружу. Баранов рухнул назад.

----------------------

Приспать и вообще отдохнуть не получилось. Стоило опасть напряжению, заныло натруженное, израненное и побитое тело, свело голодом в резях живот. Но главным бичом оказался неистовый, какой-то зимний холод, точно сам космос вакуумным языком касался этих чертовых земных наростов. Лесная сырость при мокрой дранной одежде не позволяла угреться на пяток минут, подняв ворот и дыша себе за пазуху. Ненадолго забывшись, Федорин окончательно продрог и вынужден был вскочить, разминаться и едва не прыгать на месте. Воронова бил озноб, он тихо отчетливо стонал на одной ноте, откликаясь каждому импульсу в разорванных нервных волокнах при ударе сердца. Федорину пришлось почти лечь на него, чтобы как-то согреть, тереть ледяные пальцы своими черными бесчувственными граблями. Ломал ветки, дергал крепкие стебли с комками земли, пытаясь засыпаться, укрыть их обоих или хотя бы несчастного парня, но не получалось, вскоре расшвырял псевдошалаш и опять трясся в пляске святого Витта. Ноги снова подкашивались, он падал на невольного сотоварища и виновника этих бедствий, проваливаясь в беспамятство и выныривая на поверхность кромешной промозглой тьмы...

Именно эта ночь, а не внезапная даже схватка, трехногое ковыляние по камням в ожидании выстрелов или приключение с БТРом запомнилась главным кошмаром. Теряя сознание, боец стих, и Федорин прикорнул на нем, вскинувшись с ужасом - задавил! Тряся его куклой, припал к запекшемуся горькому рту и вгонял собственное дыхание, пока не вернул к жизни, заставив издать наконец хриплый звук. Смертельно окоченев, Федорин пытался разжечь костер с помощью найденной у Воронова подтирной газеты. Влажная слипшаяся бумага не занималась, нагревшееся колесико зажигалки обожгло палец, он выронил огниво и еле нашел, обшарив на коленях всю землю около них. Собирал на ощупь ломкие сухие прутики, которые едва тлели и гасли один за другим, померцав рубиновыми точками, потом кончился газ. Примирившись с неизбежной кончиной, Федорин валялся, обняв бойца, дрожа и корчась, пока не обнаружил вдруг, что вокруг засерело. Когда различились ближние деревца и купы росистых папоротников, адским усилием, сгребшись на четвереньки и едва разогнувшись, встал, шатаясь и отчего-то заикав. Чувствуя внизу боль, трудно отлил в сторону и, не застегивая штанов, стал поднимать бойца.