Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр - Джон Лайдон Страница 163

всегда хотел снова возродить PiL, но мне было не совсем ясно, кто именно войдет в группу. Когда я вспоминаю о начале PiL, у меня в голове всплывает образ Джа Уоббла, как будто он все еще в группе, сердцем и душой. Меня это совсем не удивляет, многие мои воспоминания связаны с этим парнем. Кита Левина, само собой, я вспоминаю в значительно меньшей степени. С этим ничего не поделаешь. Я прекрасно понимал, почему Уоббл не мог с ним работать. Но я также сознавал, что именно из-за внимания Кита к деталям он не мог работать с Уобблом. Эти двое не могли находиться вместе в одной комнате, и сделать между ними выбор было нелегко.

Я не хотел, чтобы Кит снова появился в моей жизни. Совершенно ясно: он пиздюк. Кит очень талантлив, но он не любит себя, и потому должен страдать весь остальной мир. Невозможно отрицать силу и красоту гитарной партии в «Poptones». Это просто потрясающе – переходы вверх-вниз. Это флора! Это гобелен! Он пиздюк, который может хорошо играть – невероятно хорошо, – но все равно пиздюк.

Поэтому я позвонил Уобблу и предложил ему вариант снова поработать вместе. По телефону все прошло гладко. Но потом встал вопрос о деньгах, и у его менеджера были совершенно особые представления о раздутом эго Уоббла, о том, насколько он важен для всего проекта, а также о том, что Уоббл должен получить больше, чем все остальные. Я, конечно, прошу прощения, но это уже будет не PiL – до свидания! Раз ты собираешься играть в такие игры после стольких лет – ну, а где окупаемость? Все те средства, которые я вложил в это дело с самого начала, – они что, не считаются? И ты все еще хочешь, чтобы тебе платили больше?

Уоббл был моим другом, и он всегда им будет, независимо от ссор или всяких мелких сплетен, которые нас разделяют. Это ничего не изменит. Он знал меня до группы, и он должен знать после. Положа руку на сердце, я больше не смогу с ним работать, но это не значит, что наша дружба должна прекратиться. Это его решение, и удачи ему в этом. Но лично для меня люди, с которыми я когда-то общался и которых уважал как друзей, таковыми и остаются, независимо от своих ошибок. Следует прощать друзей. Иначе для чего они тебе нужны.

И все же мне было невероятно, просто ухохочешься, услышать в 2012 г., что Левин и Уоббл – злейшие враги! – зарыли топор войны, снова воссоединились и объявили, что я не умею петь. Так что же они сделали дальше? Пошли и устроили этакий трибьют Джонни Роттену в стиле «Икс-фактор», буквальным образом подражая мне в своем новом псевдо-PiL. И в итоге добились именно того, что, по их заявлениям, терпеть во мне не могут! Выставив себя на посмешище. Никакого прогресса.

Люди, которых я реально, от всего сердца, хотел видеть в PiL в качестве гитариста и барабанщика, были, соответственно, Лу Эдмондс и Брюс Смит из состава группы середины-конца 1980-х гг. Я позвонил Брюсу, причем я не разговаривал с ним лет двадцать. Он тут же ответил: «Привет, Джон!» – и я расхохотался. Это странно, потому что, когда я разговаривал с Уобблом, я не узнал по телефону его голос – он звучал так, будто был рекламным роликом, скороговорка вместо слов. Мне показалось это чужеродным. Но с Брюсом мы мгновенно сошлись как друзья. С того самого момента я понял, что поступаю правильно.

После проблем с шумом в ушах Лу оставил попытки преобразовать западные синтезаторы на гамелановый лад и перешел на акустику. Он стал своего рода «послом культуры» в бывших советских республиках и таких местах, как Курдистан. Лу путешествовал по разным этническим общинам, принося с собой инструменты, некогда характерные для этого региона, и обучал местных жителей их собственной утраченной культуре. Он самый замечательный, щедрый и творческий человек. Я умолял его работать со мной, и вся суть его отказа состояла в следующем: «О, Джон, пожалуйста, не трать свои собственные деньги!» Какой он милый. Как я мог не захотеть работать с человеком, который столь глубоко обо мне заботился? Он не желал, чтобы я проиграл, и рассматривал себя как риск или ответственность. Я убеждал его взглянуть на все иначе, он это сделал, и вот вам мы – PiL снова вернулись.

Затем мы принялись искать басиста и через нашего тогдашнего тур-менеджера Билла Барклая нашли Скотта Ферта. В его резюме значилось все: от работы на Spice Girls до Стиви Уинвуда[426]. Вау, какой открытый ум! Или, по крайней мере, тот, кто знает, что иногда приходится работать с гопотой и слэшерами. Понимаешь, что у него есть трудовая этика. Я разговаривал с ним по телефону, и он мне очень понравился. Это было ясно с самого начала – он любит свою жену, любит своих детей, у него все в порядке в этой сфере жизни и все сосредоточено вокруг нее. Фантастика, я общался с уравновешенным человеком!

Я опоздал на первую репетицию нового PiL и очень рад, что так получилось. Когда я вошел, они перешли к «Albatross» с Metal Box, песне, которую я даже не предлагал для репетиций, но они ее играли. Я прямо направился от дверей студии к микрофону. Спросил команду, включен ли микрофон, подошел вплотную, повернулся лицом к барабанщику и – бинго! – просто погрузился во все это, я сразу понял, что мы – группа. Реально самый прекрасный момент. Намного лучше, чем, насколько я помню, случалось со мной до этого, – более основательно, гораздо более обдуманно, целенаправленно и содержательно. Вот что сделал Скотт, он добавил ясности басу. В первые наши дни он всегда звучал рассеянно и дробно, потому что парень учился.

Как только мы начали играть, в преддверии Рождества 2009 г., мы сделали жестче паттерны, и это позволило нам дать больше свободы и гибкости вокалу. В прошлом гибкость касалась только инструментальной партии, которая постоянно заваливалась, но именно так это и работало. Теперь удалось придумать способ гораздо лучше, песня звучала жестче, и слова читались лучше. Я получил значительно больше пространства и благодаря этому смог петь лучше.

Было просто волшебно снова играть эти песни. В них нашла отражение история моей жизни, ну, почти. Такие вещи, как «Death Disco», песня о моей маме. Почти каждый вечер у меня на глазах стояли слезы. Во время исполнения «Public Image» Лу играл на турецком сазе[427], подключенном как электрогитара. Лу задействовал огромное количество инструментов, поскольку ему было