Вольфганг Фауст - Следы «Тигра». Фронтовые записки немецкого танкиста. 1944 Страница 17

– Я чемпион нашей эскадрильи по боксу.

– Прекрасно, просто великолепно. Нам нужен такой человек, как вы, вам предстоит стать заряжающим 88-миллиметрового орудия.

– Мне? Заряжающим танковой пушки? – засомневался летчик. – Но я не имею никакого представления об этом орудии.

– Ничего, Вильф вам все объяснит, – подвел черту Хелман, хлопая обоих по спине. – Это займет не больше часа. Потом надо немного отдохнуть, поскольку на рассвете мы снова двинемся в путь.

Пока Вильф объяснял летчику в танковой башне последовательность работы с танковым орудием и показывал процедуру его заряжания, Хелман собрал всех оставшихся командиров танков на краткое совещание о дальнейшем движении. Я же открыл консервную банку из своего полевого рациона и съел половину, примостившись на лобовом бронелисте «Тигра». У мяса в банке был какой-то чудной вкус – словно тушенка была сделана из старой конины, правда, кое-кто утверждал, что это ослятина. Но танковая броня, на которую я опирался локтями, внушала уверенность, что все будет хорошо, и я поверил ей. Вильф раскурил сигарету, которую мы вместе и прикончили. Оставшуюся половину банки тушенки я припрятал про запас.

– Что ж, по существу, это была небольшая стычка, – сказал Курт.

Я выпустил сигаретный дым через нос, не переставая снова и снова думать о той танковой схватке среди холмов в русской степи. На протяжении всей истории войн, как мне казалось, каждый человек, побывавший в сражении, чувствует потребность поговорить о нем, обсудить с товарищами, перебрать в памяти все его этапы и, возможно, вынести для себя тот или иной урок. В конце концов, это тот примитивный мужской инстинкт, который порой бывает сильнее тяги к женщине. Лишить солдат возможности разобрать все моменты боя равносильно для них одиночному заключению или лишению языка.

Некоторое время мы поговорили, перебирая в памяти те или иные моменты боя.

– Знаешь, что было самым странным? – спросил меня Курт.

– То, что ты хныкал, как девчонка?

Его широкое уродливое лицо расплылось в улыбке.

– Нет, герой ты наш. Это те трое русских пехотинцев, которые в самом конце вылезли из танка.

– Откуда ты знаешь, что они вылезли именно из танка?

– Один из них вернулся именно туда, не правда ли? – Курт отбросил докуренную сигарету. – Так что все они именно из него и выбрались. Откуда же еще им взяться – не из этого же полезного для здоровья русского воздуха?

– Но как трое крупных русских солдат втиснулись в танк вместе с экипажем?

– Ну, например, они взяли неполный боекомплект, чтобы поместиться там, – предположил Курт. – Возможно, именно поэтому они и не обстреляли нас, когда мы столкнулись с ними.

– Может, и так. Но чего вообще делать трем пехотинцам в танке? И для чего они бродили там между холмов? Они ведь не атаковали нас. Все выглядит так, словно они искали там что-то.

– Россия – странное место, – философски произнес Курт. – Происходят какие-то события, и никто не знает почему.

– Скажу тебе одну вещь, – начал было я. – Эти ИС просто великолепные машины. Если они прорвутся через реку и начнут двигаться на запад…

– То мы остановим их, – произнес Хелман у нас за спиной, возвратясь после совещания с командирами танков. Я и представить себе не мог, как долго он стоял рядом с нами, слушая наш разговор. – С нашими танками, – продолжал он, – нам удастся не допустить форсирования реки русскими. К тому же теперь у нас есть новый заряжающий!

– Тогда все в порядке, герр полковник. – Курт вытянулся по стойке «смирно». – Какие будут приказания?

– Постарайся передать это в штаб дивизии шифром, – сказал Хелман, протягивая ему листок бумаги. – Но только одноразовая передача, я не хочу, чтобы русские обнаружили наше местоположение.

Когда Курт принялся работать с радиоаппаратом в танке, Хелман отвел меня подальше от машины.

– Ты сегодня прекрасно вел танк, Фауст.

– Благодарю, герр полковник.

– Когда я подходил к вам, слышал, как вы говорили про тех трех русских пехотинцев, с которыми мы встретились.

– Это было довольно необычно, герр полковник.

– Согласен, что необычно. На самом деле даже просто жутко.

Это было одно из любимых словечек нашего командира, которое в его устах означало нечто подозрительное, странное или угрожающее.

– А как ты думаешь, что они там делали?

– У них была какая-то определенная цель, это очевидно.

– У меня тоже сложилось такое впечатление. – Хелман нахмурился, облизывая губы. – И они бродили неподалеку от «Ханомага» с пленными, не так ли?

– Похоже, что так, герр полковник.

– А ведь наши пленники были группой радистов, и потому мы держали их вместе. Они могли дать ценные показания для нашей разведки. А теперь от всех них осталась только та женщина.

Хелман снял свою щегольскую офицерскую фуражку и пригладил коротко стриженные волосы. В неверном лунном свете он выглядел бледным и напряженным. Через плечо у него висел автомат МП-40, из которого он расстрелял пленных около дота, и теперь он, возможно бессознательно, коснулся его рукой.

– До рассвета осталось совсем немного, а там мы уже двинемся, – сказал он. – Используем это время для допроса нашей пленницы. Приведи ее в «Тигр», там мы сможем рассмотреть ее при электрическом свете. Да и на нее это произведет впечатление. Вильф, очень кстати, немного говорит по-русски. Он будет моим переводчиком.

Я нашел русскую пленницу в одном из «Ханомагов», где она сидела, сгорбившись, на скамье, тогда как две германских медсестры оказывали помощь нашим раненым. Я обратил внимание, что у них есть внушительная упаковка морфина, и они активно используют это лекарство, давая солдатам столь необходимый им сон. Эти две сестры уже разговаривали о том, как они будут нести ночное дежурство, чтобы обеспечить помощь раненым. Когда я появился в бронетранспортере, они повернули ко мне голову и подмигнули.

Я отконвоировал русскую пленницу к нашему танку и знаками велел ей спуститься в башню через открытый люк. Затем забрался через свой люк в моторное отделение и пристроился к полику башни, слушая допрос. Напротив меня на днище танка скорчился летчик люфтваффе, который освободил в башне место для Хелмана, Вильфа и пленницы.

– Назовите свое имя и фамилию, – приступил к допросу Хелман, и Вильф неуверенно, спотыкаясь, перевел вопрос.

Отвечая, пленница назвала себя, я отметил ее довольно длинное отчество.

– Какие обязанности вы исполняли в армии?

И опять Вильф перевел вопрос, а затем долго переводил ответ:

– Герр полковник, она утверждает, что была младшей радисткой.