Илья Давыдов - Юность уходит в бой. Страница 17

Машины шли быстро. Где-то впереди звучала песня:

В бой за красную столицу, москвичи! [59]

Она пришлась очень кстати, хотя Юдичев, Гудзенко и Левитанский сочинили ее задолго до боев за Москву.

В шоферское зеркальце мне хорошо было видно, как женщины машут платками. Хотелось обогнать передних и рвануться к линии, называемой фронтом. Но место санитарной машины — в хвосте колонны. Вся батальонная «медицина» двигалась с ротами. У меня же в кузове, на полу и на подвешенных носилках лежала медико-санитарная утварь: упаковки с перевязочным материалом, ящики о медикаментами, химические грелки, шины и... костыли. Кто-то сунул их в суматохе сборов.

Рядовой Александр Морозов спокойно и уверенно вел машину. Мы с ним уже познакомились и, кажется, остались вполне довольны друг другом. Он быстро ориентировался в обстановке, был смел и находчив.

О противнике мы знали немного — только то, что он под Волоколамском, за Московским морем и где-то в Калининской области, далеко за Клином. Линия фронта представлялась мне в виде сети траншей и окопов, огороженных колючей проволокой, и огневых точек.

Мы спешили к Клину. Но уже за Солнечногорском темп движения резко снизился. Следом, пытаясь нас обогнать, шли танки и кавалерия. Оседланные лошади стояли в кузовах автомашин седло к седлу. Укрываясь от снега и ветра, к ним прижимались смуглые низкорослые кавалеристы.

А навстречу тащились беженцы с узлами и чемоданами. Потом дорогу заслонил порожняк. Но он только назывался так. В машинах лежали раненые красноармейцы. Вместе с ними сидели дети и женщины. Неожиданно встретилось стадо коров, которых угоняли подальше от фронта. Шоссе стало тесным. То в одном, то в другом месте возникали пробки. Командиры выскакивали из машин и с трудом наводили порядок.

Сутолока на шоссе продолжалась до самого Клина. В городе обстановка оказалась не лучше. На узких улицах полно артиллерии, автомашин и пехоты. Группы красноармейцев отыскивали свои части. На окраинах трудились тысячи людей — копали противотанковые рвы.

Воспользовавшись вынужденной остановкой, я попытался отыскать какой-нибудь госпиталь. Нужно было выяснить, куда направлять раненых. Я знал, что они появятся. [60] Ведь мы ехали к фронту. Но никого, к сожалению, я не нашел и ничего не выяснил.

С наступлением темноты движение на шоссе усилилось. Все больше чувствовалась близость фронта. На юго-западе, вероятно у Волоколамска, зловеще алело зарево. Багровая полоса виднелась и на северо-западе, в районе Московского моря. Машины с затемненными фарами ощупью ползли на северо-запад.

Недалеко от Ямуги колонна повернула вправо и двинулась по заснеженному проселку. Остановились в деревне Борщево, и мне пришлось там долго разыскивать комбата. Темные и тесные избы были переполнены бойцами, отбившимися от своих подразделений.

В одной избе мне довелось стать свидетелем неприятной сцены. Бойцы взвода Слауцкого встретили какого-то человека, назвавшего себя солдатом, вышедшим из окружения. Незнакомцу дали закурить, и тот, жадно затянувшись, процедил сквозь зубы:

— До ручки дошли! Всех... подчистую! Один я выбрался.

Чуть ли не каждое слово он сопровождал отборной бранью.

— Думаю, что вы преувеличили страх окружения, — заметил Валерий Москаленко, тщательно протирая ручной пулемет. — И пожалуйста, говорите без матерщины.

— Попадешь — узнаешь! — огрызнулся рассказчик. — Весь полк... накрылся!

— Целый полк?! Не поверю, — возразил Олег Черний. — Это ты, братец, загнул!

Худое щетинистое лицо «окруженца» потемнело. Резким движением он запахнул шинель, бросил окурок и сплюнул на пол:

— Видал героев! В бою бы вас поглядеть! Фрицы дадут вам прикурку! В общем, война проиграна. — Он снова ядовито ругнулся.

С самого начала у нас в батальоне так повелось, что никто не ругался матом. И может быть, именно злые слова, с какой-то лихостью употребленные «окружением», поразили нас больше сказанного им о войне. В избе стало тихо. Сержант Кругляков придвинулся к «окруженцу» и произнес с расстановкой:

— Ты вот что, как тебя там... покажи документы. [61]

— А ты не начальство мне! — рявкнул незнакомец. — Сходи, постреляй с мое! — и снова выругался.

— Прекрати ругаться и покажи документы! — настойчиво повторил Кругляков. — И панику эту брось. «Окруженец»! Может, ты просто дезертир.

— Но, но! — с этими словами «окруженец» растолкал бойцов и выскочил за дверь. Но уйти ему не удалось.

Из избы я вышел подавленный. Невольно подумалось: «Наверное, вот из-за таких опустошенных «окруженцев» и трещит наш фронт».

* * *

Помощник начальника штаба лейтенант Михаил Мдивани в темноте свободно, словно кошка, ориентировался среди многочисленных воинских подразделений, осадивших деревню. Отыскал наши роты и командиров, установил посты, наметил меры на случай внезапного нападения противника. Он-то и указал мне, где разместился штаб батальона.

Окна в избе были занавешены. Пятилинейная керосиновая лампа тускло освещала крестьянский стол и разостланную на нем карту. Около нее столпились командир батальона, военком, начальник штаба, командиры рот и саперных взводов. Юный радист с румяными щеками, пристроив на скамье походную рацию, настойчиво вызывал:

— «Кама», я «Волга». Как слышите? Прием. Капитан Прудников посмотрел на меня рассеянным взглядом и нетерпеливо спросил радиста:

— Ну что там?

— Связи нет, товарищ комбат...

— Продолжайте искать! — приказал Прудников.

Прикрыв ладонью трубку, радист с завидной настойчивостью забубнил:

— «Кама», я «Волга»! Как слышите? Прием.

Из разговора я понял, что нужно связаться с майором Шперовым, который отправился в штаб 30-й армии. Не было связи и с командиром полка.

Неожиданно распахнулась дверь. Вошли командир полка Иванов, военком Стехов и старший инженер-лейтенант Марченко. Стряхнув у порога снег с валенок, они [62] поздоровались. Усаживаясь за стол, майор Иванов сердито спросил:

— Почему не отзываетесь? Мой радист надрывается, а вы молчите!

Лицо батальонного радиста стало пунцовым. Казалось, он готов был заплакать.

— Слушайте обстановку, — сказал Иванов, погладив свою бритую голову. — Штаб тридцатой найти не удалось. Но мы установили связь со штабом шестнадцатой. Армия держит оборону за Ламой от Харланихи до Городище через Ченцы — Рождественно. Вот... — майор показал по карте. — Сил у армии мало, а один из участков обороняет только что прибывшая дивизия ополченцев. Правый сосед шестнадцатой — тридцатая армия. Стык между ними слабый. Нам приказано укрепить оборону на рубежах Решетниково — Завидово — Конаково и Высоковский — Шестаково... Установить минные поля и лесные завалы. Майор Шперов уточняет схемы полей...