Георгий Гапон - История моей жизни Страница 17

С исчезновением Зубатова, петербургская организация рабочих осталась в неопределенном положении, так что, когда в августе 1903 г. ко мне пришла депутация из пяти рабочих, членов тайного комитета, с просьбой взять все дело в свои руки, я согласился; и в конце августа я приступил к такой организации рабочих обществ, в которой воплотились бы мои собственные мысли относительно тех основ, на которых только и возможно прогрессивное улучшение условий рабочего класса и достижение гражданской свободы.[63]

У нас уже была группа, приблизительно в 17 человек, интеллигентных рабочих, частью из членов моего тайного комитета, частью из выбранных мною во время моих собеседований людей, с которыми можно было начать действовать. Мы наняли помещение на Выборгской стороне и устроили там чайную. Заведующий был избран самими рабочими на три месяца. Днем он работал на фабрике, так как чайная открывалась только от 7 часов вечера до 12 ночи и в субботу от 2 часов дня. Платы за это он не получал никакой. В чайной продавались только чай и минеральные воды; все крепкие напитки были запрещены. Квартира состояла из нескольких маленьких комнат и большого зала для собраний, в котором собирались три раза в неделю. По средам и субботам мы собирались и обсуждали книги и статьи по рабочему вопросу, причем я иногда касался политических и экономических вопросов. Каждый митинг начинался и кончался молитвой. Рабочие со стороны принимались очень дружелюбно, и из них был выбран контролер над чайной. Точность, с какою велось дело отчетности, быстро завоевала доверие населения рабочих.[64]

Спустя некоторое время я решил поставить дело на более твердом основании. До сих пор оно не было санкционировано правительством и подвергалось опасности быть уничтоженным в любой момент. Поэтому я написал доклад министру внутренних дел о необходимости выработать устав для рабочих организаций и представил его через градоначальника Клейгельса, как того требовали установленные правила.[65] Во время свидания с Клейгельсом мы пространно обсуждали этот вопрос. Затем мне предложили отправиться к директору департамента полиции Лопухину по этому же делу. Тот принял меня весьма любезно, и, когда я сказал, что у нас нет библиотеки и мы нуждаемся в книгах и газетах, он удивил меня вопросом, сколько мне надо денег для этой цели. Вскоре, к моему отвращению, я получил из министерства внутренних дел около 60 руб. со строгим предписанием подписываться только на консервативные газеты.

Глава девятая

Собрание русских фабрично-заводских

рабочих г. Петербурга

Тем временем я окончил свою диссертацию, нанял маленькую комнатку и стал искать места священника, чтобы было чем жить. У меня было очень мало денег, и я расходовал их с большою осмотрительностью. Не знаю, как митрополит Антоний узнал об этом, но накануне Рождества посланный от него принес мне маленький конверт со вложением ста рублей. На другой день я пошел поблагодарить его, и он предложил мне свободную вакансию в пересыльной тюрьме. Я послал прошение и через несколько дней получил ответ, что, несмотря на массу кандидатов, я получил назначение.

Мы назвали наше общество (избегая этого слова, чтобы не возбуждать подозрения) «Собранием русских фабрично-заводских рабочих г. СПБурга». Основною целью его было укрепление в русском рабочем его национального самосознания и развитие его сил для самопомощи. Средством для достижения этой цели предположено было устройство чайных, потребительских обществ, клубов, чтение на различные экономические и другие темы и устройство взаимопомощи, причем при болезни, несчастных случаях или неспособности к работе помощь должна быть выдаваема возможно скорее.

В начале ноября все агенты Зубатова были единогласно исключены из общества, и им был запрещен даже вход в наше учреждение.[66] 9 ноября семнадцать ответственных членов нашей организации пришли к Клейгельсу, чтобы представить ему устав; мне и самому приходилось часто бывать в департаменте полиции, чтобы ускорить его прохождение по бесконечным бюрократическим инстанциям. Обыкновенно утверждение уставов тормозится годами, наш же был утвержден через три месяца, хотя, увы, в очень искаженном виде.[67] Когда состоялось наше первое заседание, один из старейших рабочих, по прозванию дедушка Яков,[68] предложил пригласить отца Иоанна Кронштадтского,[69] чтобы отправить торжественное богослужение, но это было отвергнуто большинством голосов, недовольных тем, что отец Иоанн изображал из себя чудотворца.

Не могу не сказать несколько слов о моих встречах с этим замечательным священником. Его манера раздавать на улице большие суммы денег привлекала в Кронштадт массу нищих, которая только и жила подаянием и все более и более теряла охоту к честному труду. Первый раз я встретился с ним на освящении церкви в Ольгинском приюте. Отец Иоанн был приглашен совершить богослужение вместе со мною и еще одним священником. Я внимательно всматривался в него. Он небольшого роста; глаза его проницательны, борода короткая, седая; движения резкие, нервные; одет он был в великолепную рясу. Перед началом богослужения в церковь вошел какой-то генерал, и я убедился тогда, что отец Иоанн очень наблюдательный и практичный человек. Вскоре я встретил его в доме одного купца, где он также совершал богослужение. Его сопровождала одна из 12 его постоянных спутниц, одетая в белое, поведение которой было скорее кривлянием, чем поклонением. Затем нас пригласили к столу, и отец Иоанн и я сели, а толпа стала кругом нас на колени. Иоанн ел и пил с большим аппетитом, нисколько не стесняясь. Я также был голоден, но мое внимание было вскоре отвлечено тем, что, окончив тарелку или выпив стакан, отец Иоанн снова наполнял их и передавал их ближайшему к нему лицу, которое, благоговейно попробовав, передавало его следующему; таким образом тарелки и стаканы отца Иоанна обходили всю комнату. Зрелище это казалось мне унизительным.

Когда новая церковь Красного Креста была окончена, княгиня Лобанова-Ростовская пригласила меня и отца Иоанна совершить богослужение. Был там и третий священник, молодой студент академии. Нас с отцом Иоанном затем пригласили к столу, но студента почему-то демонстративно не позвали. Мне стало так стыдно, что я незаметно ушел и пригласил молодого человека к себе. Однако в другой раз, проповедуя в техническом училище, отец Иоанн произвел на меня сильное впечатление силою своей проповеди и очевидной искренностью. Он говорил о смерти и воскресении и сказал, что каждый человек ежедневно умирает и воскресает и что каждый безнравственный поступок наполняет сердце чувством смерти, а всякое стремление к добру наполняет его славой новой жизни.