Теодор Гладков - Герои Гражданской войны Страница 17

Пареньку вскоре повезло. Он познакомился с Антанасом — органистом из соседнего местечка. Органист часто бродил по полю, собирая лекарственные травы. Иероним помогал ему в этом и все время засыпал дядю Антанаса вопросами. Тот отвечал, как мог, а потом подарил мальчику истертый букварь, научил разбирать буквы. С тех пор Иероним — будь то в поле или дома, при лучине — не расставался с засаленными книжонками, раздобытыми у сельских грамотеев.

Когда Иерониму исполнилось восемь лет, старший брат Балис настоял, чтобы мальчугана отвели в начальную школу. Не прошло и полугода, как учитель заявил:

— Иерониму в первых двух классах нечего делать.

Тогда Балис взялся отработать неделю на усадьбе Валюкенасов за то, чтобы их сын Пранас, заканчивавший двинскую гимназию, «пощупал» Иеронима: будет ли из мальчишки что-нибудь дельное?

— Толк будет, — ответил Пранас. — Приоденьте парня, и я отвезу его в двинское реальное училище. Ручаюсь, что он поступит в третий класс, а через пять лет получит диплом.

— А кто платить будет? — возразил Пятрас. — Святая Мария?

— Ничего, батя! — вступился Балис. — Подзатянемся ремнями на год, на два, а там Иероним окрепнет, найдет корм под ногами, вернет нам денежки…

Так оно и вышло. Окончив 4-й класс, учась сам, Иероним стал давать уроки. Отказывая во многом себе, он высылал деньги отцу в деревню. Заканчивая училище, Иероним попутно изучал немецкий язык. Золотая медаль средней школы помогла поступить в Петербургский политехнический институт.

Там юношу сразу же потянуло к свободолюбиво настроенным студентам. Они были влюблены в образ Тадеуша Костюшко, зачитывались «Оводом» Этель Войнич, произведениями Чернышевского, Добролюбова, Герцена. Туманная неприязнь к царизму постепенно переросла в сознательную ненависть, и Иероним стал членом подпольного кружка.

В 1915 году, по окончании второго курса, Иероним поехал на лето в родную Антандрию. Беседуя с крестьянами о том, как покончить с кабалой помещиков, студент не знал, что за ним пристально следят. Царская охранка нащупала агитатора, и Уборевич предстал перед ковенским губернским судом.

Через некоторое время Иероним получил повестку с призывного пункта, куда стекалось очередное пушечное мясо для войны.

Офицеров в царской армии не хватало, и студента Уборевича послали в Константиновское артиллерийское училище, в Петроград.

Быстро пролетели шесть месяцев учебы. В начале 1916 года он окончил военное училище по первому разряду и был назначен командиром батареи Сибирского дивизиона, сдерживавшего натиск немецких войск на Висле, а затем на Немане.

Молодой офицер жил одной жизнью с солдатами, шепотком проклинавшими войну «за веру, царя и отечество».

Уборевич старался поплотнее накормить подопечных, скандалил с интендантами, когда у солдат сапоги «просили каши», учил бойцов искусству укрываться от губительного огня. За это солдаты и любили «его благородие».

Февральская революция застала подпоручика Уборевича на Румынском фронте. Весть об отречении царя от престола сразу же подрезала воинскую дисциплину. Началось братание, зацветились лозунги — транспаранты, пошли бесконечные митинги. Перед солдатами выступали ораторы всех мастей: кадеты, эсеры, анархисты, меньшевики. Но больше всего им нравились ораторы, выступавшие от лица большевистской партии, призывавшей солдат кончать, человеческую бойню, создавать рабоче-крестьянскую власть, самим стать хозяевами полей и фабрик.

В эти дни подпоручик Уборевич становится одним из виднейших лекторов солдатского университета Южной армии, а на бурных, бестолковых собраниях, несмотря на презрительные взгляды офицеров, — горячим сторонником прекращения войны.

Впоследствии Уборевич писал в своей автобиографии: «Не скажу, чтобы я быстро, отчетливо во всем ориентировался, но основное — против войны, против буржуазии, за власть Советов — я осознал и стал действовать активно».

В марте 1917 года полковая организация выдала ему красный билет члена Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков).

В октябре 1917 года в Бессарабию пришла весть о свержении Временного правительства Керенского. Офицерский состав Южной армии, руководимой генералом Щербачевым, поднял восстание против Советов. Под знамена генерала ушла драться «за святую Русь» немалая часть солдат, преимущественно сыновей зажиточных крестьян, донских и кубанских казаков.

Местные большевистские организации приступили к формированию красногвардейского полка. Подпоручику Уборевичу вначале доверили командовать ротой, а вскоре солдатский комитет назначил его командиром полка. В эти дни он стал страстным оратором на солдатских собраниях. Его любили слушать. В простой и доходчивой форме рассказывал он о том, как большевики хотят наладить жизнь трудового народа, почему именно за большевистскую власть надо драться до последнего.

Приходилось не только руководить полком в жарких боях, но и помогать создавать новые красногвардейские отряды.

В одном из неравных боев с австро-немецкими оккупантами, подступавшими к Одессе, полк Уборевича был разбит, а сам Уборевич, весь окровавленный, был взят в плен. Это произошло в конце февраля 1918 года. Но и в лагере для военнопленных молодой коммунист не склонил головы. Он повел среди караульных, зная немецкий язык, агитацию против войны. Смутьяна бросили в тюрьму.

Много ночей подпиливал Уборевич решетку окна. Наконец тюрьма осталась позади. Ночуя в лесах и канавах, питаясь чем придется, вскакивая на площадки товарных поездов, беглец попал, наконец, в родную Антандрию и там до поры до времени прятался от агентов оккупационного «крейза».

Залечив раны, Уборевич перешел фронт и добрался до революционного Петрограда. Город встретил его замусоренными улицами, разбитыми стеклами, сыпняком, хлебными очередями, плакатами: «А ты записался добровольцем?»

Подпоручик Уборевич направился на мобилизационный пункт, а оттуда на вокзал, где в обшарпанные, пахнущие дегтем и конским навозом теплушки грузились матросы, демобилизованные солдаты и вооруженные рабочие. Лица их были строги и решительны.

Шел август 1918 года, когда петроградские добровольцы высадились на Северной Двине, в Котласе. Этот город для интервентов представлял заветную цель. Они рвались вверх по реке, чтобы еще до ледостава захватить его. А там, по железной дороге, через Вятку, им мечталось подобраться к Перми и ударить в тыл 3-й Красной армии, едва сдерживавшей натиск врага. На Севере интервенты рвались к железной дороге Архангельск — Вологда, угрожая Москве.