Николай Штучкин - Грозное небо Москвы Страница 17

Этого Мидин и ждал Он подошел к разведчику сзади снизу и с дистанции в 50-70 метров ударил по кабине пилота. "Дорнье" перешел в пике. Мидин послал вдогонку еще одну очередь. Но в последний момент вражеский стрелок успел огрызнуться и пробил у "Чайки" бензосистему.

И вот наши летчики снова идут вчетвером. Впереди на подбитой, готовой вот-вот взорваться машине - Мидин За ним на безопасном удалении - истекающий кровью Питолин. Позади - охраняющие их Боровский и Кохан

Так и прилетели домой. После посадки Мидин не сумел дорулить до стоянки горючее кончилось. Питолин сел благополучно. Даже зарулил на стоянку и выключил двигатель А вылезти из кабины не мог: потерял сознание Товарищи бережно положили его на чехол, врач наклонился над ним, что-то сделал, и Миша очнулся. Когда "санитарка" тронулась, сказал:

- Я не прощаюсь, друзья! Я скоро вернусь!..

Но Питолин не вернулся в наш полк. Не получив от него ни одного письма, мы однажды помянули его как погибшего. Всякое могло случиться. Разве мало людей умерло в эшелонах и госпиталях? Но однажды, это было осенью 1943 года, Миша появился у нас нежданно-негаданно. Открыл дверь и прямо с порога гаркнул:

- Здорово, гвардейцы!

- Миша? - только и сказал Бочаров.

Да, это был он, Михаил Питолин - высокий, прямые волосы цвета соломы, такие же брови и ресницы, тот же рот, растянувшийся в улыбке до ушей. И "здорово" сказал, как прежде, упирая на "о" - он же пермяк.

- Мишка! - придя наконец в себя, заорал Бочаров и бросился к старому другу.

Мы обнимали его, тискали, хлопали по спине и плечам. А он, смеясь, восклицал;

- За что бьете, братцы?

- Мы же похоронили тебя, стервеца! Почему не писал?

- Каюсь, братцы, сейчас все расскажу.

...В госпитале Миша пробыл месяца два, но мы за это время тоже дважды успели перебазироваться, пока не осели наконец в Москве, на Центральном аэродроме. Миша писал, но его письма до нас почему-то не дошли. Так он оказался в другом полку и начал летать на "лавочкиных". Воевал и воюет. А сейчас с группой товарищей прибыл за самолетами. Илья Бочаров расстегнул у Миши комбинезон на груди, и мы увидели несколько боевых наград.

- Такие ордена впору носить большому начальнику, - сказал Илья, а Миша, немного смущаясь, ответил:

- Это не все, что положено. - Задрал игриво подбородок, прикрыл глаза и добавил: - Так-то, вот! Знай наших...

Второй раз мы увиделись с Питолиным через двенадцать лет, в Монино, в Краснознаменной Военно-воздушной академии. Проходя по коридору учебного корпуса, я услышал знакомый голос:

- Почему не приветствуете старших, товарищ майор?

- Мишка! - закричал я, увидев перед собой расплывшееся в улыбке лицо фронтового друга. И растерялся, не зная, что делать: в одной руке у меня тяжелая сумка с конспектами, в другой - фуражка. А он, ехидно улыбаясь, подсказывал:

- Не вздумайте приложить руку к пустой голове. Наденьте фуражку. Вот так. Теперь - руку к головному убору. Перед вами, если заметили, гвардии подполковник! Так-то вот, знай наших!

Мы обнялись. Спрашиваю:

- Неужели, Миша, у тебя такой чин?

Питолин важно прикрыл глаза:

- Это еще не все, дружище. Жду третью звезду. Положено, - сказал он, напирая на "о", - по штату.

Все верно. Миша был заместителем командира дивизии. В академию приехал на зачетную сессию. Учился заочно.

"Мессер" идет к земле

Томилин позвонил с командного пункта:

- На разведку вместе со мной пойдут Бочаров и Штучкин. Пусть ожидают на стоянке.

Ждем. Лениво поднялось осеннее солнце. Тепло. Тихо. На душе - радость: идем на разведку! Настоящее боевое задание. Не то, что прикрывать аэродром: плаваешь на высоте порядка три тысячи метров, изучаешь свои же стоянки. Разведка - совсем другое дело. Это - прорыв, огонь и опасность. А опасность придает новые силы.

- Очевидно, махнем за линию фронта, - говорит Илья.

Не узнаю его: сколько в нем пыла и гордости. Вот и Томилин.

Легко, через борт, соскочил с подошедшей полуторки. "Самая глупая смерть погибнуть в кабине", - сказал он однажды и ездит теперь только в кузове: из него видно небо. Это, конечно, не прихоть. Недавно произошел такой случай. Шла грузовая автомашина. В кузове сидели солдаты, в кабине - командир и шофер. Неподалеку от дороги пролетал вражеский летчик. Увидев грузовик, спикировал на него. Раньше, чем немец открыл огонь, солдаты - через борт и в канаву. Немец дал длинную пулеметную очередь, и шофер с командиром были убиты.

- Шевчук, - сказал Томилин, - я хочу жить. Отныне можешь садиться в кабину.

Сказал и даже не улыбнулся. То ли всерьез высказался, то ли пошутил. Его никогда не поймешь.

Отпустив шофера быстро подходит к нам, злой, возбужденный. Суровым взглядом подавил нашу восторженность. Положил карту на плоскость "мига", разгладил руками.

- Смотрите сюда, - приказал он. - Остро отточенный карандаш уперся в Рославль, скользнул по дороге на Юхнов. - Сообщили, что здесь движется колонна вражеской мотопехоты. Но это не точно. Наша задача - проверить. Все зависит от нас, - Томилин молча, испытующе глядит на меня и Бочарова. - Если колонну найдем, туда полетят наши "Чайки". Завтра, а может быть, сегодня. Не найдем, фашисты пойдут почти беспрепятственно - наши войска отступили!

Молчим, ошеломленные вестью. А мы-то думали "махнуть" за линию фронта. А ее, очевидно, и нет, если немцы прорвались и идут по дороге.

- Может быть, это "утка", с колонной? - предполагает Илья.

- Хорошо, если бы так, - хмуро отвечает Томилин, - только я почему-то в "утки" не верю, уж очень здорово немец прет... Одним словом, колонну надо найти, даже если она сошла с большака. - Помолчал, задумчиво глядя на карту. На Рославль пойдем не сразу, по пути дозаправимся. Все ясно?

Мне - не все. Спрашиваю:

- Как будем искать, все сразу или?..

- Молодец! - хвалит меня Томилин. - Однако...

Спохватившись, в упор глядит на меня. Понимаю: он не доволен ни вопросом, ни прежде всего собой. Ставя боевую задачу, не сказал самого главного, и хуже всего, что об этом напомнил я - подчиненный, вроде бы сделал замечание. Такой он, Томилин.

- Однако... Никакой ты не молодец. Тоже мне, умный вопрос задал. Закон ведомого знаешь? Прикрывать командира! Не допускать атак вражеских истребителей! Значит, надо смотреть за мной и за воздухом. А искать буду я.

Помолчал, глянул на небо, добавил:

- Бочаров идет справа, Штучкин - слева. В зависимости. от положения солнца разрешаю менять место в строю. Надеюсь, это понятно?

Да, это понятно. Если солнце во время полета окажется справа и будет мне мешать, я перейду на правую сторону боевого порядка, стану к крылу Бочарова, и мы пойдем в строю "пеленг". Если солнце окажется слева - Бочаров перейдет на левую сторону.