Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора Страница 17

Поверье, что в один и тот же окоп снаряд дважды не попадет, конечно, проверено опытом бесконечных войн. Но в данном случае опять пострадал именно мой правый глаз. Несмотря на общую суматоху и хаос, меня немедленно передали в руки санитарной команды. Раненых и контуженых, в числе которых оказался и я, перевезли в полевой госпиталь в небольшом поселении Самарское. Вторая глазная операция была менее удачной, чем первая. Зрение в глазу практически снизилось до светоощущения. На правом колене зашили рваную рану. Сняли сильные боли в затылке, позвоночнике и грудной клетке, полученные в результате общей контузии.

В госпитале я узнал о гибели во время этого налета Василия и четверых ребят из группы обслуживания ПУАЗО. В их числе оказался славный Микола, с которым мы стали неразлучными друзьями. Трудно смириться с тем, что кровожадная и ненасытная пасть войны непрерывно поглощает неисчислимое количество человеческих жизней. А для свидетеля их гибели боль от утраты часто становится нестерпимой. Глубокое чувство скорби я на госпитальной койке выразил в словах:

Второе рождение, спасибо судьбе,Лишь шрамы напомнят о страшной войне.Ведь тысячи тысяч славных ребятПожить не успели, в землице лежат.В степном Ставрополье был страшный налет,Погиб в нем Василий и маленький взвод.Вам вечная память. Пока буду жить,Вас в сердце израненном стану носить.

Эти тяжелые воспоминания я не навязывал никому, даже самым родным и близким людям. Поскольку чувствовал, что для них это отрезок далекой истории, который не раз, правда с большим количеством небылиц и вариантов, описан в документальной и литературной форме. Поэтому впервые на этих страницах оживает моя память о военных годах…

Более двух недель меня ставили на ноги. После вручения полного комплекта медицинских документов с печатями, различных удостоверяющих справок и выписок мне помогли попасть на попутный транспорт в Петровское Село. Круг замкнулся. Здесь со слезами радости встретила меня мама и повисшая в объятиях сестренка. Переживания и тяготы наложили отпечаток на красивую мамину внешность. Появилось много ранней седины и морщин на исхудавшем лице. А увидев повязку на моем глазу и нетвердую походку (я прихрамывал), мама ахнула.

В смягченной и сжатой форме, чтобы поменьше ее травмировать, я поведал о том, что со мной произошло почти за полгода. А казалось, что прошел целый год! Но главное – во мне закрепилось внутреннее ощущение бывалого мужчины и появилось чувство уверенности в своих силах. Весомо заявил маме, что отныне, пока отца с нами нет, всю ответственность за судьбу ее и сестренки я полностью беру на себя. На вопрос о судьбе родных мама поведала, что папа вместе с заводчанами успел перебазировать часть станков на Урал. Он нас ждет не дождется. Мама просто не хотела ехать к нему без меня. Дядя Яков с семьей, включая бабушку, находился в Новосибирске. Состав, который увозил на восток самое ценное оборудование и сотрудников типографии, где он трудился многие годы, успел проскочить под бомбежками буквально за несколько дней до захвата немцами Полтавы.

Через калмыцкие степи на Урал

Мы стали готовиться к отъезду. Наши документы позволяли беспрепятственно двигаться на восток. Решающая роль принадлежала моему свидетельству об участии в боевых действиях и последующей госпитализации. В то тревожное время проверки на дорогах и в населенных пунктах проводились специальными патрулями на каждом шагу. Малейшее подозрение было чревато длительным расследованием. Особенно придирчиво проверяли мужчин призывного возраста с подозрением на дезертирство.

Для нас единственным возможным вариантом был путь через бесконечные калмыцкие степи до Астрахани. Оттуда по железной дороге до Свердловска, затем пересадка на северо-восточную ветку, до станции с необычным, даже романтичным названием – Красные Орлы. В большом селе, на базе старинного литейного производства демидовских времен, разместили часть полтавского Ремонтно-механического завода, сокращенно – РЕМЗ.

Был конец декабря. Традиционно любимый всеми канун Нового года мы встречали на колесах. Вместе с другими беженцами, на крытых толстым брезентом «студебеккерах», по ухабистой дороге нас доставили в Элисту. Калмыцкая столица в те годы выглядела архаично, убого и неприветливо. К машинам подбегали местные жители, предлагая обменять вяленое мясо с запашком, кумыс, лепешки и другую съедобную снедь на любую одежду, обувь, мыло, спички и курево. Мы остановились на ночлег в относительно теплом бараке. На следующий день предстоял тяжелый переезд через всю калмыцкую степь. Всех нас предупредили, что он может занять несколько суток, так как узкая дорога забита встречными военными колоннами.

Утро выдалось холодное и пасмурное. Сильный ветер со зловеще-певучим завыванием приводил в движение песчаные массы, которые обволакивали людей и проникали во все щели и дыры. Мы постарались утеплиться, как смогли. Сестренку поверх одежды мы укутали еще в два теплых одеяла. Внешне она смахивала на живой колобок. Несмотря на свой возраст, она все тяготы переносила без капризов и плача, в какой-то недетской задумчивости. Меня от холода спасал комплект обмундирования, полученный еще в полку. Больше всего мерзли ноги. Поэтому я укутал их дополнительной парой портянок. Широконосые кирзовые сапоги, которые были велики мне на несколько размеров, позволяли это сделать.

Как и предполагалось, наш транспорт часами ждал на обочине дороги, пропуская бесконечные потоки на запад. Чтобы немного согреться, все вприпрыжку двигались вокруг машин. Поздно вечером мы оказались в маленьком допотопном поселении Яшкуль. Разместились в заброшенном неотапливаемом строении. Холод был настолько сильный, что для спасения все прижались друг к другу, образовав монолит из человеческих тел. Я расстегнул свою стеганую на ватине куртку и бережно укрыл там хрупкую сестренку, стараясь, чтобы ей было потеплее. Ночь тянулась бесконечно долго, как бы испытывая всех на прочность. К счастью, несмотря на это, никто из нас в пути не заболел. Видимо, инстинкт самосохранения создал защитный барьер для человеческого организма, который в размягчающих условиях комфорта более податлив различным болезням и холоду.

Утром, невыспавшиеся, продрогшие, с болевыми ощущениями во всем теле (очень неудобно было лежать и сидеть в условиях запредельной тесноты!), мы молча, без ропота и стенаний, погрузились в «студебеккеры» и тронулись дальше. Дорога в этот раз оказалась более свободной. Во второй половине дня мы въехали на окраину поселения Красный Худук. Про себя я подумал, что Красный Худук и Красные Орлы (наш конечный пункт), к сожалению, разделяет слишком большое расстояние. Поселение приютилось у развилки дорог на Астрахань и Кизляр. Недалеко, судя по всему, размещался животноводческий совхоз. На обширных степных просторах вокруг паслась различная живность. Наши автомашины остановились на площадке перед двухэтажным жилым зданием с аляповатой вывеской на русском и непонятном калмыцком языках – «Правление совхоза». Оттуда вышли несколько человек и направились к нам. Ответственный за переезд долго о чем-то договаривался с ними. Наконец с довольной улыбкой сообщил, что нам обещают теплый ночлег и горячее питание. Это известие измученные и уставшие люди встретили с нескрываемой радостью.