Александр Рубакин - Рубакин (Лоцман книжного моря) Страница 17

В первые годы замужества она много помогала отцу в его литературной работе, играла ему на рояле, но потом пошли дети – у нее родились два сына, оба в Швейцарии, и оба стали швейцарскими гражданами. Старший, Юрий, талантливый инженер-строитель, остался в Швейцарии. Но он не потерял интереса к родине своего отца и неоднократно приезжал в СССР после его смерти. Младший, Борис, талантливый пианист и вдобавок замечательный художник-фотограф, автор исключительных художественных снимков природы – людей он не любил снимать. Он преподавал сперва в консерватории в Лозанне, затем давал концерты в Европе, одно время был постоянным аккомпаниатором знаменитого польского скрипача Губермана. Позже он уехал в Канаду и там остался профессором консерватории и пианистом-концертантом, много зарабатывал и часто приезжал в Европу, но у него не было никакого желания поехать в землю своих предков.

Оба моих брата от второго брака отца фактически оторвались от родины, мало интересовались работой отца и его теориями, ушли совсем в другие области жизни, и это сильно огорчало отца.

Людмила Александровна так описывает свою первую встречу с моим отцом: «Николай Александрович проводил меня в свою комнату в маленьком домике. Рабочая келья. Простой деревянный стол, покрытый темной клеенкой, по стенам простые некрашеные полки с книгами. Вся его фигура удивительно гармонировала с этой „рабочей кельей“. Широкоплечий, приземистый, как крепкий здоровый боровик, в косоворотке темно-гранатового цвета – от него веяло чем-то глубоко русским, здоровым и энергичным». Дача Коломийцева, причудливое сооружение, построенное по его собственным чертежам, находилась в «Профессорском уголке», недалеко от Алушты. Коломийцев устроил здесь пансион, сдавал комнаты приезжим интеллигентам.

Рубакин, по словам Людмилы Александровны, «совершенно очаровал все общество. Пансион зажил новой жизнью. Сплетни, разговоры о том, что у кого болит, отошли на последний план. Говорили только о Рубакине, обсуждали поднятые им вопросы, читали книги его сочинения („Искорки“, „Дедушка Время“ и т.д.). Со своим необыкновенным даром популяризации Николай Александрович объяснял неподготовленной, большей частью женской аудитории самые сложные научные и философские вопросы, с жаром громил несправедливости существующего строя... Вероятно, не одна молодая жизнь потекла с того лета по новому руслу». «Образ жизни Николая Александровича резко отличался от времяпрепровождения дачной публики. Сейчас же после утреннего завтрака он запирался в своей комнате и не переставал все утро работать...»

В один прекрасный день на дачу прискакал конный жандарм и привез ему бумагу от департамента полиции о том, что за подпись под протестом интеллигенции против жестокого усмирения казаками студенческой демонстрации на площади Казанского собора в Петербурге Рубакину на год запрещен въезд в Петербург и в ряд других городов и губерний. Рубакин остался в Алуште с разрешения губернатора Таврической губернии «ввиду плохого состояния здоровья», хотя в то время он был на редкость здоров и работоспособен.

В это время в Крыму тоже в ссылке был и Горький. Там они и познакомились, и знакомство это сохранилось на всю жизнь. Горький чрезвычайно ценил работу Рубакина, как это видно и по его письмам, и даже по некоторым статьям. Так, в своей заметке по поводу статьи Н.Рубакина «Размагниченный интеллигент» (СПб, сборник «На славном посту» в честь Н.К.Михайловского) Горький, которому эта статья моего отца очень понравилась, ее цитирует и сопровождает замечаниями о ее правильности. Рубакин в ней громил тех интеллигентов, которые после периода молодости перестают во все верить, их не увлекают никакие идеалы, они перестают быть революционерами.

Хотя практически всю свою жизнь Рубакин был связан с городскими рабочими и с крупнейшими представителями русской социал-демократии – Г.В.Плехановым, В.И.Лениным, Н.К.Крупской, А.В.Луначарским, А.М.Коллонтай и другими, старые народнические привязанности тех времен, когда он был еще студентом и был связан с народовольцами, отразились и на его политических связях. В 1889 году каким-то образом Рубакин участвовал в организации побега из Петербурга Софьи Гинсбург. Побег, впрочем, не удался, и она была арестована. В 1901 году он, по его словам, вступил в зарождавшуюся партию социалистов-революционеров, живя в Алуште.

Через Брешковскую Рубакин познакомился с рядом видных в то время эсеров, он давал им довольно крупные суммы на революционную борьбу из своих литературных заработков, которые тогда достигли своего максимума.

В апреле 1902 года студент Балмашов, член боевой организации партии социалистов-революционеров, выстрелом из револьвера убил министра внутренних дел Сипягина. В организации этого покушения принимала участие Брешковская, о подготовке его знал Рубакин и даже дал на это средства.

Кроме оказания материальной помощи эсерам, Рубакин написал для них ряд революционных брошюр и книжек, которые печатались и широко распространялись: «Правда о бедствиях простого народа», «Долой полицию», «Несправедливое устройство русского государства», «Помогайте вольной русской печати», «Царская милость», «Хватит ли на всех земли».

Но в то же время Рубакин писал и для социал-демократов. Написанная им под псевдонимом «Сергей Некрасов» брошюра «Ничего с нами не поделаешь», в которой рассказывалось о стачке на фабрике и рабочие призывались к политической борьбе за свои права и интересы, позже была переиздана и эсерами. Ее широко распространяли социал-демократы, как об этом вспоминает и Елена Дмитриевна Стасова. Эсеры «дополнили» книжку своими домыслами, которые автору ее не понравились, но ему не хотелось с ними спорить, и он их оставил.

Еще большее распространение получила брошюра отца «Хватит ли на всех земли, если ее правильно разверстать». Всего Рубакин написал 26 нелегальных брошюр революционного содержания.

Вряд ли Рубакин был тогда да и после убежденным эсером, как это уже видно и по тому, кому и как он давал для печатания свои книжки. Немало их он передал Л.Б.Красину, активно работавшему в РСДРП, который время от времени приезжал в Крым, увозил с собой рукописи и печатал их в тайной социал-демократической типографии на Кавказе.

Одновременно Рубакин был связан и с либеральными кругами русской интеллигенции. В Петербурге в 1900 году Рубакин организовал какой-то неопределенного характера «Комитет для борьбы с царизмом».

Профессиональным революционером и революционным деятелем Рубакин, по существу, никогда не был и не мог бы стать. В нем на грани двух столетий перемешались традиции народников с новым подходом к оценке и методам революционной борьбы. Больше всего его влекла к себе литературная работа, главным образом для просвещения народа. В этой области он был настоящим и глубоким революционером, чутко следящим за всем новым в науке и излагающим все научные понятия с точки зрения революционера, тесно связывая их с общественным строем и с интересами трудящихся. В этом была коренная разница между научной популяризацией в книжках моего отца и в книжках других популяризаторов вроде В.Лункевича.