Михаил Энгельгардт - Жорж Кювье. Его жизнь и научная деятельность Страница 17

И потому следует поддерживать всякое правительство, смягчая по возможности его крайности, но помня, что какой угодно порядок все же лучше революции.

Вот сущность воззрений Кювье, определявшая его отношения к Наполеону, реставрации и, наконец, июльской монархии.

Но где же лекарство против зол, отягчающих человечество? Где сила, которая выведет людей в обетованную землю?

Эту силу он видел в науке.

«Давайте школы прежде, чем давать политические права; объясняйте гражданам, какие обязанности налагает на них общество; растолкуйте им, что такое политические права, прежде чем дать их. Тогда все улучшения будут достигаться без потрясений; каждая новая идея, брошенная в плодоносную почву, успеет дать росток, развиться и созреть, не причиняя судорог общественному организму».

«Нужны целые века, чтобы учреждения принесли свои плоды; пример – христианство, действие которого еще далеко не закончилось, несмотря на 18 веков его существования».

Прогресс человечества пропорционален успехам знания – вот основная мысль «Réflexions sur la marche actuelle des sciences»[21], напечатанных в виде предисловия к «Recueil des éloges»[22]. Наука для общества – то же, что душа для тела: если она отлетает, общество разлагается и гибнет.

«Брошенный слабым и нагим на поверхность земного шара, человек, казалось, был создан для неизбежной гибели; беды осаждали его со всех сторон; средства против них были от него скрыты, но ему был дарован гений для того, чтобы открыть их. Таким образом создалась наука, и это драгоценное наследие, постоянно возраставшее, передавалось из Халдеи в Египет, из Египта – в Грецию, скрывалось в эпохи мрака и бедствий, появлялось на свет Божий в более счастливые времена и всюду вело к благоденствию и могуществу; нации, сохранившие его, стали владычицами мира; пренебрегшие им – впали в ничтожество и тьму».

Итак, порядок, какой бы он ни был, и медленное действие науки – вот основные принципы воззрений Кювье.

Но если мы не можем сомневаться в искренности противника переворотов и сторонника мирного развития, то все же должны признать, что в личных отношениях к правительству он мог бы сохранить более независимости.

Но предоставим слово самому Кювье.

Вот как он характеризует владычество Наполеона в 1806 году:

«Когда вереница событий, почти чудесных, вывела Францию из пучины бедствий, которым нет равного примера в истории, на неожиданную степень величия и могущества, быть может еще более беспримерных…» etc.

А вот его отзыв о том же Наполеоне вскоре после заточения последнего на Св. Елену, в 1816 году: «Наши плательщики податей были бы и богаче, и счастливее, если бы на подобные завоевания (то есть научные и промышленные) употреблялась хоть одна тысячная доля того, что у них было вырвано, дабы опустошить пол-Европы и поселить в ней ненависть к нам».

Этот напутственный молебен человеку, которого Кювье прославлял в эпоху его могущества, производит тем более неприятное впечатление, что в то время с особенным остервенением топтали в грязь память Наполеона.

При Наполеоне I государственная деятельность Кювье вращалась исключительно в сфере народного образования. Мы уже упомянули, что в 1802 году он организовал лицеи в Марселе и Бордо.

В 1808 году Наполеон учредил новое учебное заведение – Université Impériale. При этом была разыграна маленькая комедия в Государственном совете, а именно: произносились речи за и против императорского проекта. Нападал Реньо де Сен-Жан д'Анжели, защищал Кювье. Речь последнего очень понравилась императору, и с этих пор он оказывает Кювье особенное внимание. В новом учебном заведении Кювье был назначен членом верховного совета. Обязанности, соединявшиеся с этим званием, были довольно хлопотливы, так как, кроме ежедневной работы по ведению университетских дел, Кювье приходилось составлять объяснительные записки и доклады министрам, а иногда и защищать университет от разных нападений. Так, уже много позднее – в эпоху реставрации – хотели ввести в университет иезуитов, и только благодаря упорному сопротивлению Кювье эта мера не была приведена в исполнение.

В качестве члена совета Кювье принимал участие в организации высших образовательных учреждений, между прочим, Faculté des sciences de Paris. Благодаря его хлопотам были добыты средства для учреждения при этом факультете естественноисторического кабинета.

Весьма важное значение для науки имела поданная Кювье мысль отправлять на судах, предназначенных к дальнему плаванию, медиков, специально ознакомленных с естествознанием, для составления естественноисторических коллекций. Это повело к собранию богатого материала с разных концов света.

В 1809—1810 годах Кювье был отправлен для организации университетов в Генуе, Пизе, Парме, Флоренции, Сиенне и Турине, завоеванных Наполеоном; в 1811 году он отправился с тою же целью в Голландию и ганзейские города. В Голландии Кювье обратил особое внимание на прекрасную постановку элементарного народного образования, – предмет, всегда его занимавший. В 1813 году Кювье находился в Риме тоже для организации университета. В том же году Наполеон назначил его рекетмейстером в Государственном совете, а в конце года дал ему довольно странное поручение, а именно: отправил его в качестве чрезвычайного комиссара в Майнц для устройства защиты от неприятельского вторжения. Видеть ли в этом знак особого внимания или просто бесцеремонность, с какою Наполеон относился к людям, – мы не беремся решить.

Как бы то ни было, Кювье не пришлось выступить в роли защитника отечества. Прежде чем он успел доехать до места назначения, союзники вторглись во Францию, и комиссар должен был вернуться.

Незадолго до своего падения Наполеон хотел назначить Кювье членом Государственного совета. Падение его отсрочило это назначение лишь на несколько месяцев, так как Людовик XVIII вскоре по восшествии на престол дал Кювье эту должность. С возвращением Наполеона Кювье потерял было ее, но после окончательного водворения Бурбонов получил обратно.

С восстановлением древней монархии началась жестокая реакция против либеральных идей. Лично Людовик XVIII был человек умеренный и вовсе не жестокий; но он не мог долго сдерживать сдавленные, гонимые и потому страшно озлобленные силы роялистов. Началась расправа, напомнившая времена террора. Целый ряд наполеоновских генералов и офицеров был осужден на смерть; некоторым удалось спастись бегством, другие – Ней, Лабедойер, Мутон Дювернэ – были казнены. Многие – Брюн, Рамель, братья Фоше – были без суда убиты роялистами, причем убийства остались безнаказанными. В Марселе была истреблена целая колония магометан, с женами и детьми, за то только, что этих несчастных привез из Египта Бонапарт. В Ниме в течение нескольких месяцев убивали протестантов, жгли их дома и грабили имущество. Доносы, отставки, тюремные заключения, изгнания, ссылки сыпались градом: в течение 10 месяцев около 70 тысяч человек подверглись тюремному заключению за политические убеждения. В Гренобле между прочими расстреляли десятилетнего мальчика-инсургента (!); в Париже троих несчастных казнили смертью отцеубийц, то есть им сначала отрубили правую руку, а потом голову за то, что они слушали шпиона, предлагавшего взорвать Тюильри. Доходило до курьезов: в учебниках истории упоминали не об императоре Наполеоне, а о генерале Бонапарте, главнокомандующем войск его величества короля Людовика XVIII; в Орлеане торжественно сожгли на площади книги, рисунки, портреты, изображавшие лица или события императорской эпохи (при этом погиб знаменитый портрет Наполеона, писанный Жераром и стоивший городу 20 тыс. франков).