Александр Кацура - Дуэль в истории России Страница 17

(И так далее на многие страницы.)

Если так думал (или, по крайней мере, так писал) наш национальный гений, то что думал народ? Вопрос риторический. Но немаловажный и в наши дни.

Как ни странно, в только что цитируемой оде Ломоносов, по всей видимости, ближе всего подошел к истине. Век Екатерины стал блестящим веком русской истории. И французский посланник зря тревожился. Российско-французские связи продолжали крепнуть.

К Елизавете не приехал Кант. Зато к Екатерине не замедлил прибыть, хоть и не навсегда, но все же с основательным визитом, исполненный энтузиазма Дени Дидро. Русская императрица вполне серьезно предлагала перенести в Россию работы по изданию «Энциклопедии». Еще один шанс для России, но работа по «Энциклопедии» была уже почти закончена. Императрица заочно подружилась с Вольтером, а после смерти фернейского затворника купила и распорядилась перевезти в Санкт-Петербург его огромную библиотеку. Что и было исполнено с высокой тщательностью. В Россию из Европы, особенно из Франции, стали приезжать, всерьез и надолго, ученые, архитекторы, художники, скульпторы. И даже авантюристы международного класса (включая графа Калиостро, который среди прочего прославился и скандальными дуэлями). Россия на глазах начала превращаться в часть Европы. Возник устойчивый интерес ко всему французскому.

В том числе, как бы заново, и к поединкам чести, во времена Елизаветы несколько подзабытым.

Тут следует вспомнить гвардейскую офицерскую молодежь, приведшую Екатерину к власти, особенно таких гвардейских кумиров, как трое братьев Орловых. Мастера устраивать попойки по петербургским окраинам и кулачные бои насмерть, вскоре они почувствовали веяние новой моды, сообразили, что они бравые гвардейские офицеры и при оружии, вспомнили заграничный опыт гардемаринов времен Петра Великого. Пошли в ход изустные воспоминания и кое-где добытые обрывки дуэльных кодексов, зазвенели шпаги.

Постепенно поединки «по правилам» стали, как раньше во Франции, чем-то вроде необходимого придворного ритуала. Настолько заметного, что известный литератор екатерининского времени Н. И. Страхов даже сочинил ироническое «Письмо от Дуэлей к Моде», в котором среди прочего отмечал и благотворное влияние дуэльной практики на нравы: «… В собраниях, под опасением перерезания горла все соблюдали строжайшее учтивство или, по крайней мере, самое прилежное в оном притворство, так что щеголи не смели друг другу пикнуть ни одного неприятного слова».

Но и «учтивство» подчас не спасало от поединка, поводы к которому были иной раз столь неуловимы, что «обидчик» не знал, за что его вызывают: «Бывало посидишь хоть часок в гостях, того и гляди, что за собою ничего ни знавши ни ведавши, поутру мальчик бряк на двор с письмецом, в котором тот, кого один раз от роду увидел и едва в лицо помнишь, ругает тебя на повал и во всю Ивановскую, да еще сулит пощечины и палочные удары, так что хоть не рад, да готов будешь резаться… Бывало хоть чуть-чуть кто-либо кого по нечаянности зацепит шпагою или шляпою, повредит ли на голове один волосочек, погнет ли на плече сукно, так милости просим в поле… Хворающий зубами даст ли ответ в полголоса, насморк имеющий скажет ли что-нибудь в нос… Также глух ли кто, близорук ли, но когда, Боже сохрани, он не ответствовал или недовидел поклона… Тот час шпаги в руки, шляпы на голову, да и пошла трескотня да рубка!»

Бретерство российское ни в чем не уступало европейскому, хотя общественное мнение неизменно благоволило дуэлянтам, окружая их романтическим ореолом, в самой дворянской среде, в более умеренной и просвещенной ее части, росла оппозиция дуэльной моде.

Д. И. Фонвизин в своем «Чистосердечном признании в делах и помышлениях» приводит слова своего отца, который вызов на дуэль считал «делом против совести». «Мы живем под законами, — говаривал отец писателя, — и стыдно, имея таковых священных защитников, каковы законы, разбираться самим на кулаках. Ибо шпаги и кулаки суть одно. И вызов на дуэль есть не что иное, как действие буйственной молодости».

Эти взгляды в достаточной мере разделяла и Екатерина, воскликнувшая по поводу поединков: «Да умолкнут… своевольные толкования в деле, в коем глас закона Божия соединяется со гласом установлений военных и гражданских!» Впрочем, когда доходило до конкретных случаев, императрица держалась иного мнения. В записке Потемкину, поводом к которой послужила дуэль генерал-поручика князя П. М. Голицына с П. А. Шепелевым, она писала: «…поединок, хотя и преступление, не может быть судим обыкновенными уголовными законами».

Князь П. М. Голицын.

Пушкин впоследствии не обошел этот эпизод своим вниманием:

«Князь Голицын, нанесший первый удар Пугачеву, был молодой человек и красавец. Императрица заметила его в Москве на бале (в 1775) и сказала: «Как он хорош! Настоящая куколка».

Это слово его погубило. Шепелев (впоследствии женатый на одной из племянниц Потемкина) вызвал Голицына на поединок и заколол его, сказывают, изменнически. Молва обвиняла Потемкина…»

В 1787 году Екатерина подписала «Манифест о поединках», в котором внешне осталась верна взглядам на дуэль своего великого предшественника: «Буде кто учинил раны, увечье или убийство, то имать его под стражу и отослать в Уголовный Суд, где судить, как законы повелевают о ранах, увечье и бийстве». Но по сути дела, она уже смотрела на дуэль другими глазами, и за участие в поединке, не имевшем тяжелых последствий, и за содействие ему наказания по сравнению с петровскими законами смягчались. Императрица понимала, что дуэль — это один из способов сражения за честь, требующий храбрости и порыва. А эти последние качества она чрезвычайно ценила, понимая, что они из рабов постепенно и неуклонно делают людей. Она, правительница огромной империи рабов, в глубине души рабство презирала, понимая при том, что его невозможно уничтожить указом. «Свобода, душа всего, без тебя все мертво, — писала она в дневнике, писала для себя, а потому совершенно искренне. — Я хочу, чтобы повиновались законам, но не рабов… Рабство есть политическая ошибка, которая убивает соревнование, промышленность, искусства и науки, честь и благоденствие (Выделено мною. — А. К.)». Рабство есть политическая ошибка! Поразительно сильная мысль, не потерявшая своего значения и в XX веке.

Как мы увидим далее, более спокойный и более философический, а порой и явно более благосклонный взгляд на дуэли от Екатерины унаследуют ее царственные сын, и внуки, и правнуки.

Императрица Екатерина II.