Павел Перец - От косяка до штанги Страница 17

Он дал нам дельный совет. Ночью поезд, идущий в Астрахань, делал в городишке минутную остановку. Можно было забраться в вагон и смешаться с пассажирами, если найдется пустое место, потому что проводники к этому времени поголовно пьяны. Ночью мы подкараулили нужный состав, залезли в вагон со спящими хьюманами и улеглись на верхних полках. Рука проводника потеребила мою пятку, но дальше этого процесс выяснение наших личностей не пошел. Утром мы были в Астрахани.

Одним из самых больших удивлений для меня в южных городах являются незагорелые люди. Мне, с моей северной ментальностью, кажется, что все здесь должны ходить коричневые, как спелые желуди. Сложно поверить в то, что южане, так же как жители северных болот, могут просиживать все дни в душных конторах, а на пляж выбираться два раза в месяц. Так же для меня было откровением, что и здесь арбузы могут продаваться. То есть я думал, что стоит выехать за пределы города – и вот они бахчи. Набивай багажник и сваливай.

В городе протусовались недолго, хлебнули пива, съели по вяленой рыбе и отправились на пристань, где погрузились в теплоход. Серегин безымянный палец опоясывало кольцо со здоровенной железной блямбой в виде крылатого черепа. Попутчики интересовались:

– А вы металлисты?

Этот вопрос мне показался трогательным в свете представлений местного населения об облике металлиста. Во время недолгих остановок я нырял с крыши речного судна в теплую волжскую жидкость. Потом сплюснутый теплоход лениво отчаливал, и за кормой возникала кильватерная струя, глядя на которую на тебя накатывает блаженство круизера. Серега бренчал на гитаре, оказавшейся у кого-то из пассажиров, рассказывая окружавшим его любопытным ушным раковинам о городе Питере. О городе Москве он благоразумно помалкивал, потому что москвичей в России не любят, тогда как к питерцам проявляют пиетет.

Через полтора часа качания на волнах, теплоход откинул на пристани свою челюсть в виде узкого трапа. Берег должен был стать для нас родным на ближайшие две недели. Здесь располагалась типичная туристическая база в виде домиков, отстоящих друг от друга метров на тридцать. В каждом домике было две кровати. У крыльца располагалась печка, на которой можно было готовить пищу. При условии, что ты имеешь желание разводить костер в ее железном брюхе.

Мы сняли одну из хижин. Нужные кусты располагались на другом берегу, где росли совхозные яблони, охраняемые сторожами от посягательств шантрапы. Поскольку весь каботаж разобрали до нас предусмотрительные соседи-туристы, пришлось переплывать великую российскую реку на гибриде корыта и ванны. Весел так же было не достать, поэтому гребли двумя обрубками, вследствие чего наши водные прогулки напоминали плавание коренных жителей Америки. Мы выкуривали дежурный косяк, утрамбовывались в корытообразную пирогу, и приступали к нелегкому делу по преодолению водного пространства, шириной не меньше километра.

Лодка (сколько лести сквозит в этом слове по отношению к нашему плавающему тазу, все равно что «Запорожец» «Лексусом» назвать) изначально ставилась под углом, дабы течение не снесло нас к бабушке черта или к его маме. Двигать руками и тазобедренным суставом приходилось активно, модулируя в спортивном темпе, еле-еле достигая пяти кабельтовых в час. Корабли имели привычку проплывать туда сюда, а наша маневренность оставляла желать лучшего. Все равно, что скорлупа грецкого ореха в ручье доживает свой последний надводный миг. Серега, как правило, садился вперед, я назад. Не хватало только несущейся следом «Из-за острова на стрежень».

Достигнув заветного берега, каждый из нас брал здоровый бумажный мешок из-под сахара, и мы, крадучись как два капера, отправлялись на сбор гербария. Для этого нужно было миновать заросли камышей, перелезть через забор и найти нужные растения, которые порой были выше нас ростом. Мандраж присутствовал, хоть мы и понимали, что находимся в астраханской жопе, где ментов не должно наблюдаться. Периодически издалека доносились выстрелы, что только добавляло нервозности.

С полными пакетами мы возвращались к лодке, поклажу размещали таким образом, чтобы, не дай Бог, на нее не попала вода, и начинали обратный отсчет водного пути. Дома раскладывали листья под кроватью на газеты. Сушить на улице не решались, к тому же я был уверен, что марихуана сохраняет все свои волшебные качества, если доводить ее до кондиции в тени, а не на солнце.

Вечером я садился на крыльцо и вперял свой взгляд в небо, которое потоптал звездный мальчик, оставив в нем вмятины. Каждая вмятина наполнилась со временем фосфорной слезой Луны, и стала светиться, раздражая пытливые мозги астрономов. Я думал о Маше, ежился от сомнений, и пытался представить, чем она сейчас занимается. Волга чмокала берег губами волн, Серега разводил костер, и запекал в золе яблоки и картошку. Я потягивал косяк и травил душу воспоминаниями.

Иногда мы выбирались в город. Садились в теплоход и плыли, рассматривая через иллюминаторы иной мир южного края. В Астрахани устраивались на скамейке у пивного ларька, поблизости у воды, покупали вяленую рыбу, вкуснейшее пиво, и застывали в позе созерцателей прекрасного. Время перетекало из пустого в порожнее. Трава сохла под нашими кроватями медленно. Это был пока что единственный повод для беспокойства. О том, как мы будем ее вывозить, я старался не думать. Была идея отправиться в Москву по воде. Получалось дороже, но безопаснее, потому что теплоходы менты не шмонали.

Плавание с берега на берег стало привычным занятием. Сбор листьев, редкие выстрелы, попытки быть спокойным. Нас застукал местный сторож. Он выскочил откуда-то сбоку с ружьем, которое наставил мне прямо в лоб. Немая сцена. Я уже представил себе, что придется говорить представителям правоохранительных органов. Все застыли, как фигуры в игре «Море волнуется раз». Сторож произнес в стиле армейского прапорщика:

– А-а, вы это…

Опустил ружье и с вкрадчивостью иезуита спросил:

– Не видели, кто яблоки ворует?

– Мы не видели. Честное пионерское.

Окончательно успокоившись, он отправился восвояси. По полям прокатился наш облегченный вздох, опережая жгучий зюйд-ост. Пленка испарины на теле становилась все тоньше по мере удаления человека с ружьем. Сторож перестал быть опасностью.

Оскар Уайльд говорил, что скука – это постаревшая серьезность. Наша серьезность готовилась отдать концы на старости лет, поэтому от скуки мы решили сварить молока. Способ его приготовления примитивен, как рецепт яичницы. Берется молоко, в него кидаются листья конопли, которые варятся несколько минут. Затем молоко сливается, а оставшееся травяное месиво собирается в марлю и выжимается в стакан. Все, что удалось сцедить, подлежит употреблению. Молоко Серега выпросил у хозяйки турбазы, под предлогом, что его приятель, то бишь я, простудился. Для чего мне для виду пришлось пару дней походить с перевязанным горлом, лицедействуя напропалую, изображая жуткий кашель.