Иван Голушко - Танки оживали вновь Страница 17

Удалось, хотя и не без трудностей, оборудовать в землянках две мастерские: моторосборочную и слесарную. Затем по приказу командира батальона они были расширены и дооборудованы с таким расчетом, чтобы в них проводить занятия с экипажами по ремонту и обслуживанию танков. Это особенно было важно в связи с постоянным обновлением личного состава. Потери батальон нес немалые.

К слову скажу, что в каждой роте создавались огневые классы и ленинские комнаты (разумеется, в землянках). И это было очень правильно. Возвращаясь из боевого охранения или после выполнения задачи но эвакуации, воины шли в теплую землянку, где могли отдохнуть, позаниматься, поговорить по душам.

Поговорить было о чем! Ведь враг стоял у стен Ленинграда... И само сознание этого факта было горше и смертельной опасности боев, и холода, и голода. Конечно, после доклада И. В. Сталина о 24-й годовщине Великого Октября, его речи на Красной площади 7 ноября 1941 года многое стало яснее, понятнее. Менее мучительными стали вопросы: почему так началась война, как мы могли допустить фашистов столь далеко? Легче стало дышать после вести о разгроме немцев под Москвой. Мы радовались: "Наконец-то!" И надеялись, что теперь война покатится вспять... Но здесь, под Ленинградом, по-прежнему было очень тяжело. Силы людей находились буквально на пределе. И хороший, душевный разговор подчас был не менее важен, чем хлеб или боеприпасы.

Думаю, мы все это понимали. В наших импровизированных ленкомнатах часто бывали и комбат, и комиссар, и другие офицеры батальона. Лейтмотив всех этих встреч и бесед был один: выстоять, чтобы победить! Наше дело правое, враг будет разбит! А постоянную, вроде бы неброскую, ни в каких планах не зафиксированную политико-воспитательную работу с личным составом вели коммунисты и комсомольцы, агитаторы, подкреплявшие свои слова личным примером в боевых делах, крепившие в солдатских сердцах веру в победу.

Вспоминается немолодой солдат (ему тогда, видимо, было уже за сорок), которого все уважительно называли по имени-отчеству - Иван Ильич - за его рассудительность, за то, что умел он просто, по-житейски говорить о самых сложных вопросах, в том числе и политических. Он в своих беседах с молодыми товарищами любил повторять: "Главное, дружки, помнить свое Отечество..." Причем считал это понятие более высоким и патриотичным, чем "Родина".

- Родина, она, считай, у каждого есть. А вот Отечество, - Иван Ильич многозначительно подымал палец, - это - бери выше. Это уже большая политика... Война-то наша против фашистов как называется? - обращался он к своим оппонентам. - Отечественная! Вот и подумай... Надо всегда разбираться, кто за что воюет. Немец вроде бы тоже имеет родину. А воюет не за нее, а за своих буржуев. Потому и нет у него Отечества... Оболванили его, сделали захватчиком, убийцей...

В принципе правильно говорил солдат. И умел он просто, естественно протянуть нить от таких высоких понятий, как "Родина-мать", "Отечество", "воинский долг", к делам повседневным, к конкретным боевым задачам солдат батальона.

Не помню сейчас, был ли Иван Ильич партийным, назначали ли его штатным агитатором. Но лучшего беседчика, агитатора в полном смысле этого слова я тогда не встречал.

* * *

... В ночь на 7 января 1942 года уходил в боевое охранение взвод лейтенанта Н. А. Опрышко. С ним были командиры орудий замполитрука И. И. Саблин, сержант II. М. Шлемин, башенные стрелки младший сержант М. И. Скиба, сержанты Н. С. Семенов и Н. В. Хаптагаев. Вместе с ними уходила и техническая группа заместителя командира роты по техчасти старшего техника-лейтенанта А. Я. Кумаченко в составе четырех механиков-водителей старшин М. 3. Бордзиловского, М. С. Сальникова, Н. А. Белова, К. П. Андреева и ремонтника сержанта В. А. Васечкина.

Взвод взял с собой снаряженные диски для танковых пулеметов, четыре ящика танковых боеприпасов, продовольствие на сутки, подзаряженные аккумуляторы, инструмент и необходимые запасные части для ремонта танков.

С наступлением темноты танкисты, одетые в маскхалаты, цепочкой, соблюдая дистанцию между собой, подошли к Неве. Здесь необходимо отметить, что смена боевого охранения - самая опасная операция. И потери самые большие мы несли именно при смене боевого охранения. Ведь приходилось добираться до танков и траншей по голому месту, на виду у противника. Гитлеровцы знали о смене боевого охранения и, как мы ни пытались изменить время смены, обнаруживали советских воинов. Чтобы избежать потерь, перебирались на пятачок с величайшей осторожностью.

У берега реки все залегли. На санки-волокуши, на которых лежал груз, набросали снег и потянули их за, собой. Делали это пары, расположенные друг от друга па 20-30 метров. Причем перемещались пары по очереди в строгом порядке.

Подтянувшись к берегу, лейтенант Н. А. Опрышко условленным сигналом связался с постом на другом берегу. С той стороны мигнуло. Значит, с пятачка никто не возвращается и нашей группе можно выходить на лед Невы.

Также организованно, в шахматном порядке преодолевалась река. Минуту-две ползти, минуту-две лежать. Этот ритм поддерживался автоматически, по количеству вдохов. На часы, конечно, никто не смотрел. Ритм выработался на горьком опыте. Попытались как-то быстрее преодолеть Неву, забыли о маскировке и понесли большие потери.

Почти час преодолевалась Нева по льду, хотя ширина ее была около 350-400 метров! Но и это еще не все. Надо выбраться на берег, преодолеть еще 600-1000 метров, чтобы добраться до позиций танков.

И так почти каждый день в течение многих месяцев. Какое мужество, стойкость, волю нужно было иметь, чтобы в таких неимоверно трудных условиях спокойно и до конца выполнять свой солдатский долг!

На общее моральное состояние влияло и то, что вместе с бойцами всегда находились офицеры, партийные и комсомольские работники. В нашем батальоне было твердо заведено, что независимо от занимаемой должности и кроме выполнения других задач каждый офицер обязан периодически бывать на "том берегу". В боевое охранение ходили командир батальона и комиссар Колибердин, офицеры штаба, все командиры роты и их заместители. Мне, например, довелось несколько раз ходить в боевое охранение с политруком роты старшим лейтенантом В. П. Ворониным.

Установленный порядок совместного несения боевой службы сближал рядовых и командиров, сплачивал коллектив. У нас не возникало вопроса о тяжести и легкости службы для какой-то категории военнослужащих. Для всех она была одинаково сложной и ответственной.

Непосредственно на пятачке бывало по-разному. Случались ночи и дни спокойные, когда все ограничивалось наблюдением. Однако чаще всего обстановка была накаленной до предела, и боевое дежурство продолжалось по нескольку суток. Кстати, в тот раз лейтенант Н. А. Опрышко со своей группой не выходил из танков четверо суток. А на пятые с частью людей пошел в рукопашную схватку, чтобы помочь пехоте восстановить положение, отбить траншею, в которую ворвался противник. Самого ранило, пятерых убило. Лишь на шестые сутки он был сменен старшим лейтенантом А. В. Галкиным.