Рольф Байер - Царица Савская Страница 17

Царица Билкис изображалась не только как представительница придворной культуры. На миниатюре 1590 г. она лежит под деревом, непринужденно опершись на подушки. Напротив нее на пальме сидит удод с письмом Соломона в клюве. Ее облегающее фигуру одеяние украшает орнамент из вьющихся растений, куда вписаны человеческие и звериные головы. Кажется даже, что растительность пробивается сквозь них. Это переплетение растительных, животных и человеческих элементов отражает не только особую склонность к естественному, живому миру. Здесь ощущается даже некое мистическое единение, которое нас, возможно, удивляет. Ведь ислам часто изображается как жестко следующая законам религия. Этот предрассудок, ввиду тех мистических течений, которые всегда сопровождали религиозный и политический радикализм ислама, особенно отчетливо проявляется в мистике суфизма; с этим направлением исламской религии был тесно связан царский дом Сафавидов.

Мистический портрет царицы Савской создал также крупный персидский писатель Джалаледдин Руми в четвертой книге своего основного произведения «Masnawiye ma’navi». Это духовная дидактическая поэма, поэтический комментарий к Корану в шести книгах с почти пятью тысячами двустиший. В рассказах, раздумьях и аллегориях мистик вновь и вновь клянется в своей любви к Богу и стремлении к этой любви.

В этой книге речь идет о посещении Соломона посланцем царицы Савской, который приводит с собой сорок нагруженных золотыми слитками мулов. Однако по сравнению с богатством Соломона эти подарки кажутся ничтожными и малоценными. Соломон ставит гонца на место:

«Я прошу вас не делать мне никаких подарков, я прошу вас быть достойным подарков, которые я вам даю. Ибо есть у меня редкие подарки от Невидимого… Поклонение звездам дает золото, обратите же свое лицо к тому, кто сделал эти звезды…»

Настоящий подарок состоит в почитании Бога, а не золота. Поэтому Соломон ждет в качестве подарка от царицы «ее чистое сердце», ее признание единственного Творца. Она должна поступиться даже своим политическим господством: тому, кто смиренно склоняет голову перед Богом, он дает сотни царств, которые не принадлежат к этому миру.

Слаще, чем двести царств, пусть теперь будет почитание Бога. Правда, впоследствии Соломон признается царице, что она, если «завоюет» его, Соломона, может сохранить царство. Царица соглашается на предложение Соломона и отказывается от своего царского сана и богатства, как это подобает «возлюбившей Бога». Дворцы и фонтаны кажутся ей теперь «кучей навоза».

Но мистический отказ от всего мирского имеет свои границы. Сердце царицы привязано по крайней мере к одной вещи — ее трону. Соломон догадывается об этом и позволяет его привезти. Рассказано ли это, чтобы показать власть Соломона, или это должно облегчить царице отречение? Мы этого не узнаем, потому что, как ни странно, сам визит не описан. Религиозный комментарий полностью отходит от истории, и остается только призыв мистика к царице: «Поднимись, о Билкис! Иди и посмотри на свое царство! Собирай жемчужины на берегу божественного моря! Сестры твои живут на прекрасном небе…»

«Настоящая» царица поэта вообще не интересует. Образ служит ему только для мистического обращения ко всем читателям его произведения. Билкис становится олицетворением любой души, отказывающейся от мира. Подобно тому, как мистик все больше отказывается от мира, так и образ царицы Савской из любительницы земных радостей трансформируется в смиренную верующую.

Эротически-мирской вариант мистической Билкис мы находим в некоторых стихах персидского поэта Хафиза, имя которого («Тот, кто знает на память Коран») означает: этот поэт считается мастером особо излюбленной в персидской поэзии стихотворной формы — газели, то есть стихотворения состоящего из двустиший от шести (до пятнадцати). В одном из широко распространенных среди индийских мусульман стихотворном сборнике мы находим следующие стихи Хафиза:

Та смугляпочка, с которой я вкусил всенаслажденья,Радость с пьяными глазами — тольков ней залог спасенья!И хотя на свете много обольстительныхкрасавиц —Только в ней равно прекрасны и уста,и их реченъя.Дивный лик, талант великий, и при этом —непорочность!В ней все помыслы Аллаха воплотились,вне сомненья.Есть на этом дивном лике родинканад верхней губкой…Это — гибель для влюбленных,это — знак уничтоженья!Видит бог: моя смуглянка собираетсяв дорогу!Как же раненое сердце будет житьбез утешенья?Как втолкуешь вам такое:та, которая убила,Лишь одна владеет дивным даромвоскрешенья!Можешь смело полагатьсяна почтительность Хафиза,Ибо ты великодушна и достойна уваженья.

Здесь перечислены достоинства безымянной царицы, но гораздо важнее их «родинка над губкой», ее глаза и ее уста — признаки ее обаяния. И не отделение души от Бога приносит страдание, а расставание с любимой царицей.

В этом стихотворении звучит плач по любимой женщине. Мистическое восхищение царицей выросло в эротическое.

В мистической интерпретации образ царицы Билкис в исламской традиции достиг совершенства. Но наряду с этим представлением есть и другое, резко противоположное восхвалению царицы. Имеется в виду история ее насильственного вступления на трон, подробно рассказанная Ат-Таалаби. В начале ее царствования произошла запутанная история со сватовством и свадьбой с отнюдь не идиллическим результатом — несправедливым убийством соперника в царской власти. Легенда о «справедливом» тираноубийстве звучит так:

«Когда умер ее отец, он не оставил другого потомства, кроме нее (Билкис). Но она стремилась к власти и попросила свой народ покорится ей. Одна часть народа исполнила ее просьбу, другая же не подчинилась. Эта другая часть выбрала царем над собой мужчину. Так образовались две партии. Каждая из них завладела одной частью йеменской земли. Однако мужчина, которого они сделали царем над собой, плохо повел себя по отношению к своим подданным. Дело зашло так далеко, что народ пожелал его свергнуть, но сделать ничего не смог.