Андрей Громыко - Памятное. Испытание временем. Книга 2 Страница 179

Хрущев принял Гарримана в загородной резиденции. На беседу он пригласил члена Президиума ЦК КПСС Ф.Р. Козлова и меня как министра иностранных дел СССР. По ходу беседы Хрущев заявил гостю из США:

– Хотите знать, кто будет моим преемником? Скажу вам – вот он!

И указал на Козлова. Тот промолчал.

Я был изумлен и озадачен. Задавал сам себе вопрос: «Как же это, первое лицо в нашей стране может так говорить, будто имеет право единолично выбирать себе преемника?»

Вероятно, он уже не мог контролировать себя должным образом. В руководстве замечали, что он благоволил к Козлову. Но конечно, он не имел права в одиночку решать такого рода вопросы.

Приведенный факт, конечно, не остался в тайне и сработал не в пользу Хрущева, а в пользу Брежнева. Члены руководства еще больше укрепились во мнении, что Хрущев как политический руководитель отсчитывает если не последние дни, то по крайней мере последние месяцы.

У меня никогда не было сомнений, как и у других членов ЦК, членов политбюро того периода, что Брежнев является деятелем, приверженным политической линии, выработанной после XX съезда КПСС. Допускаю, что я знал не все стороны его деятельности, но все же ее основные направления ни ЦК КПСС в целом, ни политбюро под вопрос не ставили.

И все же прежде всего заслуживает внимания то, что в течение нескольких последних лет он работал, будучи уже больным.

Правда, он этого не афишировал. И даже скрывал. Однажды Ю.В. Андропов и я договорились намекнуть Брежневу:

– Не следует ли вам как-то поберечь свое здоровье? Если ему не уделить должного внимания, то это может быть связано с большой опасностью.

Конечно, намек выглядел прозрачным, хотя и поставлен был, как нам казалось, с должным тактом.

Брежнев в ответ просто промолчал, а затем перешел к разговору на другие темы.

Мы оба, Андропов и я, расценили такую реакцию как то, что он и не помышлял об изменении своего положения.

Тут, пожалуй, уместно вспомнить еще один разговор. Как-то при удобном случае я сказал ему:

– Надо бы что-то сделать, чтобы в стране меньше потреблялось алкогольных напитков. Уж очень много у нас пьют, а отсюда и рост преступлений, дорожных происшествий, травм на производстве и в быту, развала семей.

– Знаете, – оживился он в ответ, – русский человек как пил, так и будет пить! Без водки он не может жить.

Я настаивал на своем:

– Миллионы алкоголиков тянут страну назад. И партии, и народу от того пьянства, которое существует сейчас, будет только худо. Разве не об этом говорит статистика, да и медицина?

Разговор этот не привел к положительным результатам. Но через два-три месяца вопрос об этом все же возник на политбюро. Генеральный секретарь уже не возражал против принятия какого-нибудь антиалкогольного решения. Но оно оказалось слабым, неконкретным и ощутимого эффекта не дало.

Пожалуй, нелишне высказать свое мнение об уровне общей подготовки Брежнева. Я бы сказал так. В общепринятом смысле слова он был человеком образованным. Неверны утверждения об обратном. Однако его знания не отличались глубиной. Не случайно он не любил разговоров на теоретические темы, относящиеся к идеологии и политике. Последние годы жизни он почти ничего не читал. Иногда я по своей инициативе рекомендовал ему прочесть те или иные книги, хотя бы в короткие часы отдыха.

Помню однажды, находясь на отдыхе в санатории под Москвой, я рекомендовал ему книгу о жизни Леонардо да Винчи, даже принес ее. Он обещал прочесть. Но недели через две вернул, сказав:

– Книгу я не прочел. Да и вообще – отвык читать.

Комментарии к этим словам, как говорят, излишни. Сильной стороной Брежнева был особый интерес к кадрам. Иногда его беседы с членами ЦК и другими ответственными работниками сводились к теме о том, кто чем занимается, какие у кого с кем отношения, – все это с целью выяснения у собеседников, не строит ли кто-нибудь против него лично каких-либо козней. Члены политбюро, да и многие члены ЦК знали эту особенность генерального секретаря и учитывали ее. При этом имел место, безусловно, и подхалимаж.

Все это, конечно, в какой-то степени отражалось на его авторитете, отнюдь не повышая его. Но собеседники, как правило, его щадили и старались ему помогать, как могли. Видимо, болезненное состояние усугубляло его подозрительность. Даже важные проблемы пропускались через призму личных настроений того или иного работника по отношению к нему как к генеральному секретарю.

Экономическое положение страны было очень сложным, а в некоторых отношениях тяжелым. По справедливости тогдашний период назван «застойным». Он был застоем в экономике, науке и технике, социальной сфере. Имели место разного рода комбинации с цифрами, не отражающими истинного положения в промышленности и сельском хозяйстве. Узкие места и недостатки часто затушевывались.

Всегда перед съездами партии и пленумами ее ЦК руководство проходило через мучительную стадию раздумий о том, в каком виде представить итоги развития страны. С этой же трудностью ЦК КПСС и правительство встречались каждый год при подведении итогов за минувший период. Хозяйство находилось в состоянии стагнации. Это была суровая действительность. А приходилось говорить о мнимых успехах. Полностью вся правда обнажилась позднее.

Страна тогда закупала за рубежом много промышленного оборудования. С его освоением наша промышленность не справлялась. Положение усугублялось и тем, что импортируемое иностранное оборудование не устанавливалось в нормативные сроки. Пролежав годы, устаревало с точки зрения технологии и становилось фактически непригодным к работе еще и по этой причине. Помню, как-то при мне Брежнев задал Косыгину вопрос:

– Как много закупленного за границей промышленного оборудования у нас до сих пор не установлено на предприятиях и все еще складировано?

Косыгин ответил:

– На шестнадцать – семнадцать миллиардов инвалютных рублей.

По тому времени (да и по нашему тоже!) это составляло огромную сумму.

Почти систематически страна закупала и зерно. Сельское хозяйство Советского Союза переживало исключительно трудные времена, что еще больше отягощало экономическое положение. Все это не могло не отразиться в отрицательном плане на жизненном уровне населения.

Конечно, сейчас может возникнуть вопрос:

– Если было ясно, что принимаются решения, не отвечающие интересам страны, то почему же политбюро, да и ЦК не принимали иных решений, которые в действительности отвечали бы интересам государства и народа?

Нужно учитывать, что существовал определенный механизм принятия решений.

Могу привести факты в подтверждение такого тезиса. Не только я, но и некоторые другие члены политбюро справедливо указывали на то, что тяжелая промышленность и гигантские стройки поглощают колоссальные средства, а отрасли, производящие предметы потребления – продовольствие, одежду, обувь и т. д., а также услуги, – находятся в загоне.