Герман Раушнинг - Говорит Гитлер. Зверь из бездны Страница 18

В то время я воспринял этот монолог как простое хвастовство, что-то вроде концессии на очередную порнографическую стряпню. Тем не менее, я был глубоко потрясен. Я и не предполагал, что Гитлер настолько циничен. Потом мне пришлось часто вспоминать об этом, когда начались процессы о валютных махинациях и половых преступлениях католического духовенства, чтобы заклеймить их я глазах масс и заранее отобрать у них право стать мучениками в духовной борьбе. Это был один из наиболее злокозненных ударов, и замысел его принадлежал исключительно Гитлеру.

Из дальнейшего разговора я мало что слышал. Для меня было важно демонстративное принижение роли евангелической церкви. Ведь многие автокефально настроенные и агрессивные протестанты жаждали и надеялись, что Гитлер с помощью национал-социализма разрушит католическую церковь и создаст единую (а в сущности — евангелическую) германскую церковь, в которой католики будут чем-то вроде подчиненного подразделения. Позднее я беседовал об этом с епископом Мюллером, который был почти что моим предшественником на посту президента данцигского сената. Его честолюбивые планы устремлялись в этом направлении.

"Протестанты вовсе не знают, что такое церковь, — услышал я в тот вечер от Гитлера. — С ними можно делать все что угодно — они потеснятся. Они привыкли к невзгодам. Они научились этому, посещая сюзеренов и церковных старост, которые по воскресеньям угощали их жареным гусем. Их место всегда было внизу, за одним столом с детьми и учителями. Им оказывали честь — не заставляли есть с прислугой. Эти маленькие нищие человечки готовы целовать вам руки; они потеют от застенчивости, если кто-то к ним обращается. И наконец, у них нет верующих, которые принимали бы их всерьез, и их не защищает такая великая сила, как Рим".

Нить беседы потерялась в незначительных подробностях и брани. Гитлер вновь привлек мое внимание, когда заговорил о нашем крестьянстве. Он утверждал, что и в нас, под тонкой коркой христианства, сидит вечное язычество и все время рвется наружу. "Вот вы из деревни, — обратился он ко мне. — Что вы об этом знаете, как это выглядит у вас?" Я поднялся и подошел ближе. "Наши крестьяне, — ответил я, — большие рационалисты, они едва ли выказывают склонность к старым обычаям. Но, если их поскрести, то древняя вера предков тут же вылезет наружу". "Вот видите, — обрадовался Гитлер, — на том я и стою. Наши крестьяне не забыли своей собственной веры. Она еще живет. Она всего лишь скрыта. Припудрена христианской мифологией. Эта пудра законсервировала настоящее содержимое сосуда. Я говорил Даррэ, что нужно начать великую реформацию. Он предложил мне много интересного. Это замечательно, я бы даже сказал, превосходно. Всеми средствами он будет возрождать уважение к старым обычаям. Он показывал наше религиозное наследие на "Зеленой неделе" и на Передвижной сельскохозяйственной выставке — образно, впечатляюще, так, чтобы это дошло даже до самого простого крестьянина. Не так как это делалось раньше, без восторгов по поводу красивых костюмов и мечтаний о романтических временах. Крестьянин должен знать, что именно отобрала у него церковь. Все таинственное знание о природе, все божественное, не имеющее облика, демоническое. С этих пор они должны научиться ненавидеть церковь. Они должны постепенно узнавать о том, какими хитростями была похищена душа немецкого народа. Мы снимем слой христианского лака и доберемся до исконной веры. Именно здесь нам нужно взяться за дело, Геббельс! Не в больших городах. Там мы влипнем в идиотскую атеистическую пропаганду марксистов: Бельше, любовь к природе и прочая безвкусица. В городских массах больше ничего нет. А там, где погасло, уже ничего не разожжешь. Но наши крестьяне еще живут среди языческих представлений и понятий. И таковы они повсюду: в Швеции, во Франции, в Англии, в славянских аграрных странах. Однако возрождению язычества все время мешают проделки литераторов — этой кучки столичных мыслеблудов, полностью оторвавшихся от собственных корней. Если мы не дадим массам ничего взамен того, что мы у них возьмем, то их легко можно будет обманывать и впредь. И если мы начнем с крестьян, то действительно сможем разрушить христианство, потому что именно здесь скрыта сила древней веры, корни которой — в природе и в крови крестьян. Когда-нибудь миссионеры из деревни пойдут в большие города. Но спешить с этим не нужно".

На этом беседа окончилась. Мы еще немного посидели за столом, Гитлер подсел к нам. Фрау Геббельс сказала, что ее беспокоит состояние фюрера. Ему пора отправляться домой. "Сегодня у вас был трудный день, мой фюрер. И завтра вас тоже ждет трудный день". Мы попрощались. Я пошел в свою маленькую гостиницу возле вокзала на Фридрих-штрассе.

А некоторое время спустя все, о чем говорил Гитлер, вплоть до самого последнего слова, исполнилось. Был начат и до сих пор ведется эксперимент по дехристианизации крестьянства с помощью внедрения древних обычаев. Я видел отделы сельскохозяйственных выставок с искусно подобранными материалами соответствующего содержания. Я видел в Бремене серию весьма поучительных картин о борьбе крестьян-штедингов против церкви. Мне, как и всем посетителям, бросилось в глаза, что на фоне наглядной информации о нашей сельскохозяйственной жизни появились эти суровые обвинения, напоминающие о реках пролитой крови. Крови последних язычников и свободолюбивых крестьян, пролитой церковью в позднем средневековье. Все руководители нацистских организаций на селе, и я в том числе, регулярно получали приглашения на своеобразные атеистические собрания национал-социалистов — "религиозные" вечера, с которых начиналась пропаганда новых религий. Профессора Гаузер, Вирт и многие другие выступали на этих вечерах. Было ясно, что эти приглашения, подписанные лично Даррэ, должны были стать для нас пробным камнем: насколько мы годимся в национал-социалистическую "элиту", насколько серьезно мы относимся к национал-социалистической идее тотальной революции. И насколько нам можно доверять. Таков был первый шаг. Вторым шагом было принуждение к выходу из церковных общин. Насколько быстро шел этот процесс, я мог судить по одному моему знакомому, крестьянину Майнбергу из Вестфалии, который производил впечатление весьма зажиточного и хорошо устроенного человека. Майнберг, государственный советник и лидер сельских национал-социалистов, заместитель Даррэ в "Имперском земельном сословии", был прилежным учеником. В его старинном крестьянском доме возник новый камин.

Его стены были украшены рунами и языческими премудростями. Кресты уступили место другим священным знакам. Был реабилитирован Водан — древний охотник. А в печи горел новый, вечный огонь. Неужели Гитлер был прав, что христианство наших крестьян — всего лишь тонкий поверхностный слой? То же самое происходило и с эсэсовцами, прежде всего с руководством. И с высшими чинами "гитлерюгенда". Целенаправленно и планомерно, с жесткой последовательностью велась борьба за истребление всего христианства.