Александр Владимирский - Роксолана и Сулейман. Возлюбленные «Великолепного века» (сборник) Страница 18

Некоторым удавалось, и тогда рабыня переходила на новый уровень…

Лениво поведя вокруг глазами, султан вдруг обнаруживал перед собой или в стороне изящную фигурку, увенчанную красивой головкой. Мог подумать: «Ну надо же какая!» – и на этом остановиться, а мог столько же лениво поинтересоваться:

– Кто такая, как зовут?

Имя девушки тут же сообщалось Повелителю правоверных, не важно, если оно не совпадало с настоящим: в гареме не имена, а прозвища, можно дать и другое. Если султан не выражал желания этой же ночью видеть замеченную обладательницу стройной фигуры в своей постели, девушка просто переходила в разряд гезде – замеченных, попавшихся на глаза. И дальше начиналась тяжелейшая гонка с препятствиями.

Девушку забирали у ее хозяйки (таковой могла быть даже одна из жен султана), помещали в отдельное помещение, где приводили в надлежащий вид и готовили к встрече с султаном наедине, которая… могла и не состояться! Бывало, султаны, привлеченные красотой и изяществом какой-то рабыни, интересовались ею, а потом забывали. Могли пройти дни, даже недели и месяцы, во время которых девушка жила надеждой на вызов в спальню Повелителя правоверных, но султан мог уехать, просто отвлечься и забыть о красавице, потом увлечься другой… И оставалась девушка оплакивать крушение своих надежд.

Это очень тяжело – рухнувшие надежды, в чем бы те ни заключались, в мечте стать правительницей империи или в покупке пары новых перчаток на обещанную премию.

Несчастное создание недолго предавалось мечтам, что все еще наладится, в отдельных покоях, чаще ее возвращали прежней хозяйке, и неизвестно, что было тяжелей: понять, что мечты не сбудутся, или видеть насмешливые взгляды и слышать за спиной перешептывания и смешки. Не все выдерживали.

Но если султан не забыл о своем капризе и тот перерос в пусть недолгое, но увлечение, невольница становилась икбал – счастливой. Счастлива рабыня была из-за избранности: ее возжелал сам Повелитель!

Девушку тщательно готовили для визита в спальню султана: вели в баню, ухаживали за телом и лицом, мыли волосы ароматными составами, чтобы те вкусно пахли, ненужные волоски безжалостно удаляли, наконец, наряжали – и кизляр-ага (главный черный евнух) либо хезнедар-уста (первая помощница султанской матери) вели счастливицу к Повелителю.

Еще до того, как попасть в гарем, девушки проходили тщательный отбор по физическим данным; больных, имеющих хоть малейшие дефекты, быть не могло, девушка не должна храпеть, метаться или бормотать во сне, у нее должно быть в порядке пищеварение и прочие функции организма. В общем, на ложе султана попадали только здоровые и красивые. Это соблюдалось строго не только чтобы угодить падишаху, но и потому что наложница могла забеременеть и даже родить. И даже сына.

Почему «даже»?

В гаремах были сотни девушек, из которых султан брал на ложе десятки. При этом количество детей у султанов не переходило в тысячи. Много, конечно, много, но не столько, сколько могло быть, если бы каждая беременность приводила к рождению ребенка. Дело в том, что за визитами к султану его икбал зорко следили и кизляр-ага, и валиде, и остальные фаворитки. Гарем – это уши и глаза, которые везде, а еще шепот, в гареме ничего нельзя скрыть, спрятать, никого обмануть. Конечно, скрывали, прятали и обманывали, но если уж попадались, то одна дорога – в кожаном мешке в воды Босфора.

За побывавшей на ложе султана икбал пристально следили, главными были два вопроса: угодила ли она султану – тогда, возможно, вызовет еще, или нет – тогда ей прямой путь немного погодя обратно в служанки, а еще – есть ли результат посещения спальни.

Если угодила и позвал, положение красавицы менялось, теперь ей полагались собственные комнаты (крошечные холодные комнатушки, но личные) и несколько служанок, которые будут обслуживать, помогать удалять волоски, мыть голову, одеваться, обуваться… Но главное, что пытались понять с первых дней, вернее, ночей, проведенных у султана, – не забеременела ли.

Рождение очередного ребенка никак не устраивало прежних одалисок, тех, кто уже был в фаворе, – зачем же им делиться? И если выяснялось, что красавица забеременела, а султан уже приглядел себе другую, то немедленно принимались меры. Аборт совсем не обязательно проводить хирургически, опытные старухи знали много напитков, могущих вызвать выкидыш на ранних сроках.

Вот тут на помощь приходила та самая наставница, которая либо вообще привела девочку в гарем, либо просто воспитывала ее в последние месяцы или даже годы, наставляла. В число наставлений входили не только советы, как вести себя с султаном (об этом заботилась прежде всего валиде, девушки не должны были делать в присутствии султана то, что ему почему-либо не нравилось), а то, как сохранить свою беременность в тайне хотя бы какое-то время. Конечно, когда начнет увеличиваться объем талии, не скроешь, но о беременности старались не объявлять как можно дольше.

Если интересное положение удавалось скрыть до того времени, когда травить красавицу было уже поздно или о результате совместных стараний узнавал султан, икбал почти торжественно отправляли в Старый Дворец вынашивать дитя.

Каждая мечтала родить сына, хотя понимала, что тогда ей султанского ложа не видать вообще. Дело в том, что со времен султана Мехмеда Фатиха бытовало правило: одна наложница – один сын. Девочек можно рожать сколько угодно. Правило вынуждало султанов удалять от себя даже приятных сердцу одалисок.

Итак, если гезде удалось задержать внимание султана настолько, чтобы к вечеру он не забыл ее светлый образ, то невольница могла превратиться в икбал – счастливицу на постоянной (пусть недолго) основе.

Если икбал удалось забеременеть и скрыть беременность, чтобы не устроили выкидыш, то она отправлялась вынашивать ребенка и рожать, чтобы в случае успеха стать кадиной – женщиной, родившей султанского ребенка.

Это следующая ступень счастья, ведь кадина – жена, пусть и неофициальная. О том, чтобы стать кадиной-эфенди, то есть женой, признанной пред Аллахом, никто и не мечтал. Сына бы!.. Потому что кадина кадине рознь: те, у кого одни девочки, конечно, могли мечтать о возвращении в султанскую спальню за сыном, но это едва ли – у султана и без того очередь из желающих быть счастливыми.

Теперь предстояла другая борьба и другие переживания: сын должен выжить! Это тоже проблема: и потому, что детская смертность высока, и потому, что ребенку даже легче «помочь» не мешать, чем его маме. Умер и умер, вскрывать никто не стал бы, а готовых взять на себя грех детоубийцы в обмен на золотые монеты всегда было немало.