Волконские. Первые русские аристократы - Сара Блейк Страница 18

Зачем, зачем так сладко пела ты? Зачем и я внимал тебе так жадно, И с уст твоих, певица красоты, Пил яд мечты и страсти безотрадной?

Из этого дома в далекую Сибирь к мужу-декабристу отправилась княгиня Мария Волконская. Через много лет она вспоминала: «В Москве я остановилась у Зинаиды Волконской, моей невестки, которая приняла меня с такой нежностью и добротой, которых я никогда не забуду. Она окружила меня заботами, вниманием, любовью и состраданием. Зная мою страсть к музыке, она пригласила всех итальянских певцов, которые были тогда в Москве, и несколько талантливых певиц. Прекрасное итальянское пенье привело меня в восхищение, а мысль, что слышу его в последний раз, делала его для меня еще прекраснее».

В патриархальной Москве Зинаида серьезно занялась изучением русского языка, которым владела хуже, чем французским или итальянским. С упоением читала русскую литературу, собирала и изучала отечественные древности, особенно ее интересовали народные сказки и легенды, обычаи и песни. Сама продолжала много писать. Ее стихи, написанные на русском, французском и итальянском языках, публиковались в отечественных и европейских журналах. О ее повестях и новеллах одобрительно отзывался сам Пушкин. В его стихах, посвященных Волконской, звучит искреннее восхищение ее талантами:

Среди рассеянной Москвы,

При толках виста и бостона,

Ты любишь игры Аполлона.

Царица муз и красоты,

Рукою нежной держишь ты

Волшебный скипетр вдохновений,

^Первые русские аристократы

И над задумчивым челом,

Двойным увенчанным венком,

И вьется и пылает гений…

Зинаида Волконская, являясь членом московского Общества истории и древностей российских, пожертвовала свою библиотеку Московскому обществу испытателей природы.

В 1829 году Зинаида, взяв с собой сына и пригласив воспитателем к нему профессора Шевырева, уехала из России и поселилась в Риме, в купленной ею вилле близ площади Иоанна Латеранского. С этой поры она лишь два раза побывала на родине (в 1836 и 1840 гг.) для свидания с мужем. Князь последовал за женой в Италию, там и умер в 1844 году. Они поселились в Италии, на старинной вилле. В настоящее время эта вилла, которую продолжают неофициально называть «виллой Волконской», принадлежит внешнеполитическому ведомству Великобритании. Во времена Зинаиды Волконской здесь кипела жизнь. Гостями княгини, не порывавшей тесных связей с Россией, как уже упоминалось выше, бывали Брюллов и Кипренский, Вяземский и Жуковский, Глинка и Тургенев. Подолгу у княгини гостил и Николай Васильевич Гоголь. Княгиня ревностно оберегала его покой, чем заслужила его благосклонность. Гоголь вообще любил те отношения между людьми, где нет никаких связующих прав и обязательств, где от него ничего не требовали. Княгиня умела ценить эту внутреннюю свободу.

«Общим центром для литераторов и вообще для любителей всякого рода искусств, музыки, пения, живописи служил тогда блестящий дом княгини Зинаиды Волконской», — вспоминал А. Н. Муравьев. А когда-то таким блестящим домом был салон «княгини Зи-зи» в Москве… В объявленный день без специального приглашения сходилась избранная публика, чтобы побеседовать, обсудить и обольстить друг друга словами, музыкой, электричеством особенных отношений. Ни карт, ни застолья, ни танцев такие собрания не предусматривали.

Удивительно, как сочеталось в ней это чутье и понимание творческого гения, многих русских гениев и абсолютно сознательная разлука с русской землей и переход в другую веру. Откуда у княжны, родившейся в Италии и толком не знавшей России, такое точное представление о том, что великий русский поэт должен писать в степях или под сенью Кремля, откуда уверенность, что автор «Бориса Годунова» принадлежит городу царей? Наверное, это было генетическое чувство России, потому тянулась она не к высшему свету, а к свету творчества, братству художников, артистов, поэтов, которые и были выразителями этого чувства.

На новой родине «русская принцесса» со свойственной ей экзальтированностью окунулась в благотворительность, безоглядно раздавая свое имущество не только простым итальянцам, но и «святым отцам» на содержание церквей и монастырей. В результате к концу жизни она осталась практически без средств, но продолжала одаривать своими милостями бездомных. Она всегда отличалась состраданием и благотворительностью, а в конце жизни помощь страждущим стала для нее чуть ли не навязчивой идеей».

Существует легенда о ее последних днях: однажды зимой княгиня, возвращаясь на виллу, увидела замерзшую нищую. И тогда она сняла с себя шерстяной плащ и укрыла бедную женщину. Сама же при этом схватила простуду со смертельным исходом. Рассказывали, что за ее гробом шли толпы простых людей.

В последние годы жизни княгини Зинаиды ею овладело мрачное мистическое настроение. Умерла Зинаида Александровна Волконская 24 января 1862 года и похоронена в Риме, в церкви святого Викентия и Анастасия, на площади Треви, вместе с мужем — русским гене-ч ралом Никитой Волконским и сестрой Марией Александровной Власовой. После смерти княгини ее сын Александр Никитич, собрал все произведения матери и издал их на французском и русском языках. К сожалению, богатейший архив Волконской, в котором находились автографы многих выдающихся деятелей русской культуры, был распродан. В Италии помнят русскую княгиню, которую римская беднота называла «благочестивой», и даже сохранили имя Зинаиды Волконской в названии одной из улиц «вечного города».

Глава 14. Никита Григорьевич Волконский — муж Музы

Князь Григорий Семенович Волконский стал отцом троих сыновей, и все они стали генералами, отличившимися своей храбростью на разных полях сражения во время наполеоновских войн. Средним из братьев был князь Никита Григорьевич, родившийся в 1781 году. Еще в детстве, как тогда было принято в семьях его класса, он был записан прапорщиком в один из гвардейских полков, в его случае в лейб-гвардии Измайловский полк, но начал он активную военную службу 1 января 1796 в чине подпоручика, когда ему еще не было полных 16 лет.

Нельзя сказать, что Никита Григорьевич был таким же «чудаком», как и его отец, но с точки зрения светских норм тех времен его поведение многим могло бы показаться все-таки «странным». По крайней мере, он провел очень необыкновенную жизнь, которая закончилась в далеком провинциальном итальянском городке Ассизи.

Как у его братьев Николая и Сергея, к концу наполеоновских войн его грудь была завешена орденами, как русскими, так и иностранными. В финальной стадии войны он отличился в «битве народов» под Лейпцигом, за что был удостоен золотой шпаги с алмазами «за храбрость» и сражался в битве за Париж. Немалую часть своего