Владимир Теляковский - Воспоминания Страница 18

   Во время моего управления театрами концерты, самостоятельно устраиваемые обществом, прекратились. Взамен их на дирекцию была возложена обязанность давать время от времени выдающиеся спектакли по повышенным ценам, с тем чтобы разница в сборе поступала в пользу общества. Так, например, в 1903 году была поставлена опера "Мефистофель" с Шаляпиным, которая дала Патриотическому обществу, без всяких хлопот, около 6 000 рублей. Между прочим, на этом спектакле имел место следующий случай: когда Шаляпину не прислали обещанных двух кресел, несмотря на двукратное обращение к устроителю спектакля, он написал и послал письмо следующего содержания: "Гг. чиновники, если вы мне немедленно не пришлете просимые мною два кресла, о чем я уже прошу два дня, я сегодня петь "Мефистофеля" не буду, а с удовольствием приеду слушать, как вы будете эту роль исполнять". Через час билеты были у него на квартире с извинением за невнимание к его троекратной просьбе.

   Кроме борьбы с благотворительными спектаклями, которые намного сократились, после того как постом театры стали играть свой собственный репертуар, самая ожесточенная борьба шла против участия артистов императорских театров в разных частных театрах, клубах, сценах в частных домах; хотя спектакли эти часто были совсем не благотворительные, им давали только фирму благотворительности, отчисляя на эту цель минимальный процент сбора. С этим злом бороться было еще труднее. Уследить за этими выступлениями артистов было очень трудно. Никакие запрещения и угрозы не помогали, а между тем эти выступления часто отражались на репертуаре и сборах, когда кто-нибудь заболевал и его надо было заменить дублером. Дублера, обыкновенно, не находили дома; по словам прислуги, всегда оказывалось, что он только что ушел к дальним родственникам на Охту или Выборгскую сторону, обещал скоро вернуться, но точный адрес был неизвестен. Между тем артист этот где-нибудь играл в частном театре или клубе.

   Часто министр и я получали от услужливых приятелей или провинциальных конкурентов-артистов анонимные жалобы или прямо присылались программы в доказательство того, что артисты императорских театров не повинуются запрещению дирекции и продолжают своими выступлениями отбивать хлеб от безработных артистов, не имеющих ангажементов. Наблюдение за тем, чтобы артисты без разрешения не участвовали в благотворительных и других спектаклях и концертах, было возложено на управляющих труппами и главных режиссеров.

   Недавно, после смерти заслуженного артиста И. В. Тартакова, в одной из петербургских газет был описан анекдот, происшедший между ним и дирекцией в 1908 году. Анекдот этот довольно типичный, однако передан был не совсем верно. Вследствие многих жалоб, полученных министром и мною по поводу участия артистов императорских театров в концертах без разрешения дирекции, я вызвал к себе И. В. Тартакова, в то время состоявшего главным режиссером Мариинского театра, чтобы приказать принять самые энергичные меры против подобных выступлений. Тартаков мне объяснил, что он уже прилагает все зависящие от него меры, даже сам иногда ездит по концертам, получив сведения об ожидаемом выступлении артистов, чтобы проверить, но ничего не помогает. Тогда я, смеясь, спросил его:

   -- А вы сами, Иоаким Викторович, ездя по концертам проверять, не поете?

   -- За кого вы меня считаете? -- ответил серьезно Тартаков.

   -- Как за кого? За баритона Тартакова, который вчера пел благотворительном концерте в Петровском училище.

   -- Охота вам слушать сплетни и наветы моих врагов! -- Продолжал Тартаков.

   В присланных афишах К. А. Варламов иногда скрывался под фамилией "Костин".

   -- Не наветы я слушал, а вас вчера и совершенно случайно. Я отправился, по совету Ирецкой, слушать новую дебютантку, но опоздал и как раз попал на ваш номер. Но так как вас я приглашать в оперу певцом не собирался, ибо вы и так в труппе состоите, и даже главным режиссером, то я сейчас же и уехал, но вы уже свой номер начали, и начало я слышал.

   -- Да, это правда,-- ответил Тартаков.-- Но меня прямо вынудили принять участие, и я не мог отказаться.

   Мы оба рассмеялись. При этом я Тартакову сказал:

   -- Ведь, в сущности, дирекции было бы все равно, если бы свободные артисты, в особенности получающие маленькое содержание, прирабатывали на стороне, но дело в том, что этими незаконными гастролями занимаетесь именно вы, артисты, получающие большой гонорар. Это вредит нашим сборам, во-первых, а во-вторых, мешает правильной работе. На днях в Александрийском театре был отменен спектакль Островского "Горячее сердце" из-за болезни Варламова, а оказалось, что "больной" играл в Кронштадте, и я об этом узнал совершенно случайно на следующий день.

   Выходя, как всегда, утром гулять, я около 11 часов встретил на Загородном Варламова. Он ехал в санях, в шубе с поднятым воротником. Поравнявшись со мной, он отвернулся, но я громко крикнул:

   -- Здравствуйте, Константин Александрович! Как здоровье ваше?

   Варламов обернулся и, остановив извозчика, поздоровался со мной и сказал:

   -- Да как здоровье... Неважно: еду от доктора. -- Ну, что же доктор сказал? -- продолжал я.

   -- Переутомление и нервы -- рекомендовал покой.

   -- Вот видите,-- возразил я,-- вам доктор рекомендует покой, вам и лучше было бы вчера играть "Горячее сердце" в Петербурге, а вы беспокоите себя поездкой на гастроль в Кронштадт и теперь, вероятно, плохо выспались, возвращаетесь рано домой. Едва ли ваш доктор поведение ваше одобрит.

   Варламов стал смеяться. А кто знает, как мог смеяться Варламов, тот может представить себе и происходившую сцену. Смеялся я, смеялся извозчик, остановилось и несколько человек прохожих, узнавших Варламова,-- а кто его в Петербурге не знал? Затем Варламов продолжал:

   -- Ах, Владимир Аркадьевич, кабы вы знали, какие назойливые люди эти благотворители,-- ведь звонки в квартире прямо оборвали. Я действительно больной уже человек, и меня прямо с кровати стащили, да еще вперед двести рублей в руку суют, ну, и соблазнился... Долго ли слабому человеку, артисту, до греха,-- уговорили. Я прямо буду просить мне в квартиру какого-нибудь сторожа поставить, чтобы не пускал ко мне.

   -- Нет, уж этого я не сделаю,-- ответил я.-- Вы и сторожа нашего в Кронштадт увезете на гастроли. А помните, Константин Александрович, надпись на серебряной дощечке слона, которого вы мне подарили: "Печальнику и заботнику о нас, доброму Владимиру Аркадьевичу признательный К. Варламов",-- как же мне после этого не заботиться о вас? Да еще при этом добавили: "Вы слишком добры: с нами, с артистами, надо покруче".