Александр Чудаков. - Ложится мгла на старые ступени Страница 18

- А еще какие события?

- Еще открыли Лицей - это такой интернат, - где учился Пушкин. Еще - еще устроили главный банк для купцов, где они могли брать деньги, чтоб лучше торговать.

- А какое было главное событие?

Антон подумал:

- Основание Одессы. Город порто-франко.

Что такое порто-франко, Антон не понимал, но очень нравилось само слово.

- Ну, а все же самое главное событие? Мировое? Не помнишь? Изгнание Наполеона, взятие Парижа!.. Да, история у вас с дедушкой какая-то немасштабная… Впрочем, пока всем этим не занимайтесь. Историю будешь изучать в четвертом классе.

Два раза в неделю было чистописание. Дед доставал пожелтевшие, истрепанные прописи и уходил делать что-нибудь по хозяйству, а Антон выводил по косым линейкам пером № 86: “Богъ правду видитъ, да не скоро скажетъ”.

В мае был экзамен. Старая учительница Клавдия Петровна должна была проверить, может ли Антон идти во второй класс. Экзамен почему-то состоял только из диктанта: “Девятое мая - это был день Победы. Мы ходили на площадь. Знамя несли Коля и Ваня”. Клавдия Петровна прочитала, что написал Антон, исправила что-то красными чернилами и еще долго молча смотрела в тетрадку. Потом сказала:

- Давно я не видела ера в ученической тетради.

- Там ошибка?

- Нет, все в порядке, за диктант - пятерка.

Клавдия Петровна взяла кожаный потертый ридикюль с никелевым рантом - точно такой же был у бабки, его она купила перед первой войной, достала из него крошечный носовой платочек, но потом положила обратно.

Дома Антон спросил у деда, что такое “ер”. Дед ответил, что твердый знак. В диктанте в слове “былъ” красными чернилами был зачеркнут “ер”.

Первого сентября я с огромным и слегка кособоким телячьим ранцем, который шили всей семьей, в трофейных, застегнутых под коленками брючках-гольф, шел в школу. Шел со страхом - чувствуя себя слабым в переводе простых дробей в десятичные, боялся, что это сразу обнаружится, потому что первой в расписании стояла арифметика. Но на уроке почему-то долго копались в примерах на вычитание и сложение в пределах сотни - над тем, что мы с дедом делали устно. Видимо, дроби должны были переводить на следующем уроке. Но и на следующий день занимались тем же. На уроке письма ни о каких частях речи и разборе по членам предложения, чего я тоже побаивался, не было и помина. Дед, не преподавав в начальной советской школе, имел смутное представление о ее программе и по ошибке подготовил Антона до четвертого класса включительно. Во втором классе делать ему было нечего, уроков он не готовил, целыми днями играя в лапту или “штандер” - игру, которой научил всех Кемпель. Но за первую четверть все оценки были отличные, только по военному делу была двойка.

Двойка в четверти! Отец пошел в школу. Там он, во-первых, поговорил с Клавдией Петровной, которая ставила пятерки ученику, за два месяца не открывшему учебник и превратившемуся в бездельника. Во-вторых, он поговорил с военруком Корендясовым. Выяснилось, что Антон - не военная косточка, про строй вообще не петрит ровно ничего, а когда военрук все же захотел его поощрить - он оказался первым на маршброске (“он неслабый мальчик”), Антон издевательски крикнул: “Рад стараться!” Но - главное - освоить поворот, особенно “кругом”: пятка-носок. Военрук не поленился показать, как поворачивается Антон. Пяткой-носком там и не пахло.

Вечером пришел Бондаренко - отставной капитан, а ныне боец скотобойни. Взяли его туда за силу и меткость - по удару молотом он шел сразу же за кузнецом Переплеткиным и его братом; капитан всегда подчеркивал, что он, Бондаренко - боец скота, а не какой-нибудь съемщик (это значило: шкур) или стопорезчик. Но новую свою профессию он все равно не любил и говорил, что занимается ею только по необходимости, так как, кроме стрельбы из всех видов оружия, ничего больше не умеет; его мечтою был электрический скотоубой, как на знаменитых чикагских бойнях. По слухам, это собирались ввести на Семипалатинском мясокомбинате (том самом, который до войны строил отец Антона и где потом падала в обморок специалистка по Достоевскому). Бондаренко пришел в форме, с орденами, в сверкающих хромовых сапогах работы сапожника дяди Демы; пробелы военной подготовки Антона за первый класс были ликвидированы в полчаса. Тут же Антон узнал, что если тебя хвалит старший по званию, то надо говорить не “рад стараться”, а “служу Советскому Союзу”.

Антон привыкал. К тому, что в школьном задачнике и, очевидно, вокруг нет никаких купцов и фабрикантов, а есть колхозники, юннаты, стахановцы, и надо было высчитывать, сколько гектаров, а не десятин они засеяли и сколько тонн, а не пудов отгрузили за смену.

- Дед, а кто такой Стаханов? - спрашивал Антон.

- Да есть один такой шахтер - пьяница и жулик.

- Папа! - укоризненно говорила мама.

- Ну, сама и объясняй, - говорил дед.

Перед Новым годом Клавдия Петровна сказала:

- Дети!

Так называла только она, другие учителя говорили: “ребята”.

- Дети! Скоро у нас в школе будет елка. Кто знает какие-нибудь стихи и песенки про Новый год?

Мишка, сосед по парте, прочел про то, как “на Спасской башне бьют часы двенадцать раз”. Стихов этих Антон не знал, они ему понравились, и он сразу их запомнил - он всегда запоминал стихи, которые нравились, с первого раза. И Васька Гагин прочитал хорошее стихотворение:

Белый снег пушистый

В воздухе кружиста

И на землю тихо

Падает-ложиста.

Антон осмелел и тоже поднял руку. Теперь он это делал как следует: сгибал руку в локте, а не просто тянул ее вверх, как в первый день, за что над ним вдоволь посмеялись.

- Что ты хочешь исполнить на елке, Антоша? - спросила Клавдия Петровна.

- Про Деда Мороза.

И Антон запел альтом как мог высоко:

Рождество Христово,

Дедушка Мороз.

Множество игрушек

Дедушка принес.

- Садис, - сказала Клавдия Петровна; она говорила: “садис”, “шыгать”, “коришневый”, “сделалса”, “лёв”; Антону это почему-то очень нравилось. - Дедушка тебя научил? Это хорошая песенка, Антон, но ты ее споешь в другое время.

Другое время наступило нескоро. Антон обучил этой песенке дочь Дашу, однако пела она ее только дома и то стеснялась. Но недавно внучка Антона Маша спела ее на елке; песенка молодой учительницей была одобрена.

Какие-то казусы все время случались на уроках истории СССР в четвертом классе. Рассказывая про жизнь древних славян, Антон бодро затарабанил по Иловайскому: “Славяне были нетребовательны в пище - они довольствовались мясом, хлебом, медом и молоком”. Класс, питавшийся преимущественно картошкой, грохнул хохотом. В другой раз Антон, освещая революционную ситуацию в деревне, сказал: