Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг. - Коллектив авторов Страница 19

В эти дни атаман Каледин окончательно избавил Новочеркасск от опасности, которую представляли хотя и обезоруженные, но распропагандированные большевиками запасные полки: остававшиеся в них люди были посажены в железнодорожные составы и отправлены на север. В этой операции вместе с донскими частями принимал участие и Юнкерский батальон.

Через несколько дней после этого 2-я, 3-я и морская роты, 2-я и 3-я батареи, а затем и Юнкерский батальон были перевезены в Ростов, как для усиления его гарнизона, так и для пополнения там добровольцами.

В Новочеркасске остались: две офицерские и георгиевская роты, Юнкерская батарея и начавшийся собираться по приказанию своего командира подполковника Нежинцева Корниловский ударный полк.

Регистрация добровольцев

Несмотря на усилившийся контроль на железных дорогах, добровольцы продолжали просачиваться в Новочеркасск. Поручик Бенедиктов так записал свое прибытие:

«Вечером, 5 декабря, я вышел из поезда на ст. Новочеркасск. По рассказам и слухам я представлял себе Новочеркасск вооруженным и переполненным юнкерами и офицерами лагерем. Я думал, что большинство чинов Союза офицеров армии и флота пробрались уже в Новочеркасск. На вокзале действительно было много юнкеров и кадет.

После явки у коменданта станции мне и другим прибывшим дали провожатого. Был хороший морозный, зимний вечер. По колено в снегу мы подымались от вокзала на гору. Провинциальная тишина, от которой уже отвыкли наши уши. Триумфальная арка; направо огромный собор; Платовский бульвар с одиночными, мирно воркующими парочками. Давно забытая обстановка мирного времени. Не думали, вероятно, барышни, что их кавалеры через несколько дней переменят свои ученические шинели на чернецовские овчинные полушубки. На улицах была совершенно мирная обстановка, не соответствующая тому, что мы ожидали видеть.

Но вот мы пришли на Барочную, № 36. Там мы сразу же увидели то, что соответствовало нашему представлению о добровольческом лагере. В дверях нас встретил довольно строгий часовой с Георгиевским крестом на шинели – доброволец Александров, как потом оказалось. В вестибюле вывешены объявления с условиями принятия в Добровольческую организацию: 4 месяца службы; казарменное общее помещение; общее питание и жалованье – 200 руб. офицерам, рядовым соответственно меньше.

Представление дежурному офицеру; предъявление документов, у кого они были; краткий допрос и… любезное приглашение пользоваться тем, что есть, до утра. Кружка чая и кусок хлеба в столовой, где на столах уже расположились прежде прибывшие.

После нескольких суток сидячей, стоячей, ходячей жизни, среди кошмара, через который пришлось переехать – наслаждением было растянуться на столе в спокойном сознании, что я – у себя дома.

Холодновато было утром вставать по раздавшейся команде, но хорошо, бодро чувствовалось. Воинский дух, дисциплина, сознание чувства долга, готовность ко всему…

Утром начался прием в Бюро записи в организацию. Довольно пространная анкета; среди вопросов были такие: в каком состоянии находился фронт к моменту вашего его оставления? и – цель приезда в Новочеркасск? На последний вопрос все давали один ответ: „для активной борьбы с большевиками“.

Мой явочный номер был – 1801. Меня поразила малочисленность нашей организации. Затем вновь прибывшие получили назначение: 5-я особая офицерская рота, – Грушевская, 23.

Перед отправкой на Грушевскую мне предложили побыть некоторое время при входе для дачи объяснений вновь прибывающим. Я уже видел, что движение имеет хороших руководителей, повинующихся долгу и чести. Я убедился воочию, что налаживается дело надежными и чистыми руками.

Затем все записавшиеся явились в роту, представились ее командиру, капитану Некрашевичу, его помощнику капитану Наинскому, фельдфебелю роты штабс-капитану Козыра; своим взводным командирам. От „протирки“, бравого портупей-юнкера Козлова, принимавшего участие в защите Зимнего дворца, получили винтовки и по 5 патронов.

У нас в роте большей частью были фронтовые офицеры; но немало было людей, случайно оказавшихся военными».

Первый Офицерский батальон

13 декабря генерал Алексеев произвел смотр 5-й роте, переименованной в 1-ю. Обойдя строй роты, генерал Алексеев собрал вокруг себя офицеров и обратился к ним с речью. Он говорил о том, что в охватившем Россию мраке мы являемся той светлой искрой, которая, постепенно разгораясь, осветит наконец всю Россию. Он говорил о невозможности рассчитывать на какую бы то ни было поддержку со стороны и о необходимости полагаться только на свои силы. Он указал на то, что собравшиеся здесь офицеры – это кадры возрождаемой русской армии и требовал напряжения, дабы быть на высоте положения. Далее генерал Алексеев обратил внимание на необходимость соблюдения добрых взаимоотношений с казаками, т. к. «мы пользуемся их гостеприимством».

15 декабря 1-я рота развернулась в 1-й Офицерский батальон, численностью в 200 человек. Взводы стали ротами. Командиром батальона был назначен полковник Борисов, командирами рот: штабс-капитан Некрашевич, штабс-капитан Добронравов, штабс-капитан Пейкер и поручик Кром. Едва половина батальона была вооружена винтовками с 2–3 обоймами патронов на каждую. Стали выделяться кадры различных команд.

* * *

Возникшая мысль – закрепить единство первых добровольцев, идущих к одной цели, одним путем, в общих рядах, установлением формы одежды для нового формирования распоряжением полковника Борисова была осуществлена.

Комиссия в составе командиров рот и адъютанта батальона, поручика Полухина, приступив к порученной ей работе, исходила из следующего соображения: сформированный батальон не является окончательной боевой организацией, а лишь основным кадром будущих формирований. Создаваемые части должны быть проникнуты той же жертвенностью и готовностью к борьбе за родину, которые объединили чинов 1-го Офицерского батальона и на которой должна быть построена будущая русская армия.

Такая постановка вопроса сразу исключала поиски в сторону создания красочно-эффектной формы. В основу ее были взяты два слова: «Смерть и Воскресение». Основным цветом стал черный, цвет – «Смерти за родину». Белый цвет – «Воскресения родины», ради которого и для которого создаются новые части.

Зарождение батальона на казачьей земле знаменовалось черной барашковой папахой (гвардейского образца) с белым, плоским верхом, перекрещенным черным шнурком. Обычная офицерская шашка заменена казачьей; черный башлык с белой кистью и белым шейным шнурком. Походно-служебная форма состояла из фуражки с белым верхом, с черным кантом и черным околышем; черной гимнастерки с белым кантом по нижнему шву воротника и черных бриджей с белым кантом; шинель с черными петлицами, обрамленными белыми кантами; черные погоны, обрамленные белыми кантами и белыми просветами. Для офицерских чинов околыш фуражки, погоны и петлицы из черного бархата, для рядовых – из черного сукна (отсюда пошло название, данное впоследствии красными: «чернопогонники»).

Этот проект предусматривал и парадную форму, в которой преобладал белый цвет.

Полковник Борисов одобрил проект и представил его на утверждение генералу Деникину, который утвердил и подписал его. На будущую замену цветов, предусмотренную проектом, генерал Деникин заметил: