Пушкин и финансы - Коллектив авторов Страница 19

в итоге отнесся к поэту весьма доброжелательно. Он умело создает видимость полного соответствия условий кредитования Пушкина действовавшему законодательству и «Высочайшему подтверждению». Ведь при первой ссуде Канкрин согласовал, чтобы вычет на инвалидов с Пушкина не взимался. Трудно представить, что он был столь забывчивым и не помнил о том, что ранее сам совершил «изъятие из правил». Но зато, упомянув о готовности Пушкина платить проценты по ссуде, Канкрин создал у Николая I позитивное впечатление о Пушкине как о добросовестном заемщике. Это дало ему возможность не включать условие уплаты процентов в предлагаемое императору решение. В итоге благодаря Канкрину Николай I распорядился, чтобы обе ссуды Пушкину, в общей сложности равные 50 тыс. руб., оказались беспроцентными. Первая ссуда, в размере 20 тыс. руб., должна была быть возвращена в течение 4 лет, а вторая, в размере 30 тыс. руб., – в течение 6 лет, поскольку на ее погашение полностью шло удерживаемое жалованье Пушкина в размере 5000 руб. в год.

Пушкин, скорее всего, понял, что Канкрин отнесся к нему достаточно благосклонно, и надеялся, что в дальнейшем может рассчитывать на его помощь. После того как утром 4 ноября 1836 г. Пушкин получил пасквиль об избрании его коадъютором и историографом ордена рогоносцев, вечером того же дня он посылает вызов Дантесу. По условиям ссуды Пушкину на издание «Истории Пугачева», обязательство возврата средств переходило наследникам[265], т. е. прежде всего – жене. В связи с этим он решил урегулировать свои отношения с казначейством и 6 ноября обратился с письмом к Канкрину. В этом письме он сообщал, что должен был казне 45 тыс. руб. (долг уменьшился, так как 5000 руб. жалованья Пушкина за прошедший с моменты выплаты ссуды год пошли в ее уплату), просил принять в уплату имение в Нижегородской губернии, «которое верно того стоит, а вероятно и более»[266]

Это письмо ясно показывает, в каком состоянии находился Пушкин. Во-первых, он откровенно писал, что крестьян получил во владение от отца и не имел права продавать их до его смерти. Аргумент Пушкина о том, что «казна имеет право взыскивать, что ей следует, несмотря ни на какие частные распоряжения», выглядит странным – на самом деле он предлагал нарушить закон, возможно, не понимая этого. Во-вторых, непонятно, почему Пушкин решил, что Кистеневка «верно стоит» 45 тыс. руб. В то время действовало высочайше утвержденное 25 июня 1832 г. «Положение о порядке описи, оценки и публичной продажи имуществ», вступившее в силу с 1 января 1833 г.[267] Согласно этому положению, оценка имения определялась в размере 10-летнего чистого дохода. Даже если считать, что доход от Кистеневки был равен оброку в сумме 3600 руб., то итоговая оценка была бы 36 тыс. руб., но никак не 45 тыс. руб. Более того, имение было обременено долгом в сумме около 39 тыс. руб. [268]

Что же толкнуло Пушкина на написание такого письма? Прежде всего, он хотел решить вопрос о задолженности казне и, в случае неблагоприятного исхода дуэли, уберечь жену от нищеты. Но в этом письме есть еще и личная просьба к Канкрину – поскольку «это дело весьма малозначуще», не говорить об этом предложении императору, так как государь, вероятно, приказал бы простить долг, а Пушкин был бы вынужден отказаться, что, в свою очередь, могло показаться «неприличием, напрасной хвастливостью и даже неблагодарностью»[269]. Вроде бы все логично, но трудно избавиться от ощущения, что в глубине души Пушкин все же надеялся на прощение долга.

Однако делать этот моральный выбор Пушкину не пришлось– Канкрин написал ему, что, со своей стороны, считает «….приобретения в казну помещичьих имений вообще неудобными», и что в данном случае необходимо «испрашивать Высочайшее повеление»[270]. Естественно, на этом история с просьбой о погашении долга закончилась.

Дальнейшие события в жизни Пушкина известны – отсрочка дуэли, неожиданная информация о том, что Дантес влюблен в Екатерину Николаевну Гончарову, затем отмена дуэли, свадьба Дантеса и Екатерины, продолжение ухаживания Дантеса за женой Пушкина. Менее известны финансовые обстоятельства, связанные со свадьбой Дантеса, состоявшейся 10 января 1837 г. Д. Н. Гончаров, который был опекуном сестры, приехал к свадьбе из Москвы в Петербург и «дал Дантесу устное обещание выплачивать ежегодно сестре по 5000 руб. ассигнациями, причем 10000 руб. были выданы немедленно на приданое невесте»[271]. Можно представить реакцию Пушкина, который не только не получил приданого, но в 1831 г. был вынужден сам дать будущей теще аналогичную сумму денег (11 000 руб.), якобы в долг[272].

Один из последних документов, оставшихся от Пушкина, – записка Н. Н. Карадыкину, в которой говорилось: «Вы застали меня в расплох, без гроша денег. Виноват – сейчас еду по моим должникам сбирать недоимки, и коли удастся, явлюся к Вам»[273]. На записке не было даты, и издатели академического собрания сочинений Пушкина поставили датировку: «Декабрь 1836 – январь (до 26) 1837 г…». Трагическая дуэль состоялась 27 января, а 29 января Пушкин умер.

Долги Пушкина в 1837 г

Информация о долгах Пушкина на момент его смерти содержится в документах Опеки, учрежденной над детьми и имуществом Пушкина. Само по себе учреждение опеки над имуществом дворянина было стандартной практикой. Но в данном случае опекуны не следовали традиционной практике управления наследством умершего, а руководствовались запиской Николая I о милостях семейству Пушкина[274]. В соответствии с этой запиской долги Пушкина должны были быть погашены за государственный счет. Архив опеки был опубликован в 1939 г.[275] Долг Пушкина казначейству был равен 43333 руб. 33 коп., долги частным лицам, как пишет П. С. Попов, составляли 95 655 руб.[276] Таким образом, общая величина задолженности считалась равной 138988 руб. 33 коп. Эта цифра с тех пор является канонической, однако она не бесспорна.

В издании Архива опеки долги Пушкина, оплаченные Опекой в 1837 г., представлены в виде таблицы[277]. После таблицы помещен следующий комментарий составителя сборника П. С. Попова: «Следует оговорить две записи: под 15 мая за № 38 числятся „Выдано под расписку Натальи Николаевны Пушкиной на самонужнейшие расходы, не терпящие времени"; запись эта соответствует документу о задолженности прислуге, А. Н. Гончаровой, врачу Спасскому и проч. Что касается следующей записи (№ 39) под тем же числом („Выдано Наркизу Ивановичу г. Атрешкову"), то запись эта не отразилась на подсчете выплаты долгов и соответствующих оправдательных документов не имеет»[278]. Действительно, в итоговой ведомости сумма, выданная Атрешкову (Отрешкову), не учитывалась. Непонятно, зачем она вообще была включена в таблицу долгов, погашенных в 1837 г.

Общая сумма оплаченных долгов в приведенной таблицей равна 77508 руб. 92 коп. Но если вычесть сумму, выданную опекуну