Михаил Черейский - Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка Страница 19

Наша экипировка была взята под контроль партийными органами Приморья. В один прекрасный осенний день делегатки погрузились в наш дивизионный зеленый автобус и отправились во Владивосток на базу Приморпромторга. Там под руководством представительницы крайкома для каждой были подобраны два платья, две кофточки, осенний плащ, шляпка или берет, сумочка и туфли. А также чулки и прочие предметы дамского туалета. Руководствовались девизом: строго, со вкусом, а главное — ничего китайского, потому что у советских собственная гордость. В результате делегатки очутились с головы до ног в продукции братских социалистических стран. Туфли и ботики румынские и чешские, платья и кофточки польские и гэдээровские. Мамина бежевая сумочка оказалась вообще албанской. На всем этом гардеробе красовались красивые иностранные этикетки, которые было велено безжалостно спороть — чтобы не мешали гордиться.

Делегатских детей было решено нарядить в пионерскую форму — белые рубашки с темными брюками или юбками и красными галстуками. А учитывая осеннюю пору, под рубашки надеть свитера. Поэтому даже самые тощие из нас выглядели вполне упитанными. А хорошо напичканные манной кашей и рыбьим жиром маменькины сыночки — вроде меня — смотрелись, по популярному в то время выражению, форменными «жиромясокомбинатами». В самый последний момент, когда нам делали завершающий смотр, кто-то вдруг обратил внимание на наши пионерские галстуки. Не у всех они были шелковыми, а это могло навести наших будущих китайских друзей на мысли о социальном неравенстве. Отряжать за шелковыми галстуками гонца во Владивосток было уже поздно, и назавтра в школе недостающее их число было просто отобрано старшей пионервожатой у юных пионеров. Взамен юные пионеры получили записки родителям с объяснением причины конфискации галстука. Некоторые юные пионеры воспользовались случаем и всю неделю, пока нас не было, щеголяли вообще без галстука — к зависти менее удачливых одноклассников. Ох, до чего ж не любили мы эти галстуки…

Меня и других юных делегатов волновал вопрос: как же мы будем разговаривать со своими китайскими друзьями? Я пошел рыться в библиотеке Дома офицеров, куда часто захаживал и был хорошо знаком обеим библиотекаршам, известным немногочисленным воздвиженским библиофилам под прозваниями «Толстая» и «Тонкая». Обе были довольно симпатичными женщинами, но между собой почему-то не разговаривали, а общались исключительно через начальника библиотеки, немолодого уже старшего лейтенанта с покалеченной рукой. «Толстая» выслушала мою просьбу и через пять минут вынесла из закромов русско-китайский разговорник издания Канцелярии Е. И. В. наместничества на Дальнем Востоке, 1904 год. В разговорнике не нашлось ничего ни о пионерах, ни о школьных предметах, зато было много фраз типа «За отобранное у вас продовольствие вам будет уплачено полноценною русскою валютою» и «Пособствующие разбойникам-хунхузам будут подвергнуты строжайшему публичному наказанию палками». Несколько полезных слов все же отыскалось и прочно врезалось в память: спасибо — сесе, дружба — юи и др. Я их красиво выписал на большом листе ватмана, сверху пририсовал советский и китайский флаги и повесил в школьном коридоре. Наша классная поинтересовалась, откуда дровишки. Взяв в руки разговорник и узрев там «Рекомендовано г.г. офицерам для самостоятельного изучения и обучения грамотных нижних чинов», а вдобавок — «Мы воины великого западного государя, могущественного и справедливого императора всероссийского», Леокадия Аристарховна ойкнула, схватилась за сердце и понесла разговорник директрисе. А мне было сказано, что в библиотеку они вернут его сами.

И вот чемоданы собраны, одежда в десятый раз проверена и отглажена, наставления выслушаны и под расписку приняты к сведению и руководству. В гарнизонном гостевом доме собрались прилетевшие из Хабаровска и Москвы сопровождающие, а из Владивостока прикатила на «Победе» с шофером крайкомовская дама в черном костюме с белым жабо и депутатским значком. Наш командир дивизии со свитой встречали ее аж в Ворошилове. И сентябрьским утром нас всех посадили в автобус и через пять минут высадили на аэродроме неподалеку от темно-зеленого Ли-2. По маленькой лесенке влезли в самолет и расселись по покрытым серыми чехлами жестким креслам. А наши чемоданы (которых разрешено было взять только по одному на маму с ребенком) двое солдат лихо покидали в хвостовой отсек. Из пилотской кабины вышел майор — командир нашей транспортной эскадрильи — и с большим сомнением осмотрел возбужденных пассажиров. Потом велел одному из солдат быстро приволочь пару пустых ведер и пристроить где-нибудь под креслами — пригодятся… Опытный авиатор как в воду глядел.

Мы с мамой уже раз летали в Ленинград и обратно, и меня еще папа катал на Ту-4, к большому маминому неудовольствию. Но почти все остальные женщины с ребятами летели первый раз в жизни — притом что большую ее часть прожили на разных аэродромах. А перелет предстоял неблизкий: почти четыре часа с промежуточной посадкой. Все делали вид, что нисколечки не боятся и море им по колено, но никому это особенно не удавалось. Даже суровая партийная дама, хоть и сидела с непроницаемым лицом, в руках беспрерывно мяла платочек и то раскрывала газету «Правда», то снова ее сворачивала. Наконец зачихали и заурчали двигатели, из приоткрывшейся двери пилотской кабины послышалось «Убирай колодки, твою мать!», и самолет, набирая скорость, покатился по бетонке. Еще минута — и мы в воздухе, по пути в горячо уже любимый нами, братский-пребратский Китай!

Набрали высоту, самолет сделал круг над аэродромом, все прильнули к окошкам — и увидели внизу ряды самолетов на стоянках, свои дома и дым из трубы возле Дома офицеров. Это старшина-шинкарь готовился к отопительному сезону. Только принялись громкими голосами — чтобы перекричать шум двигателей — обмениваться по этому поводу шуточками, стало не до смеха. Самолет вошел в слой облачности, и началась нешуточная болтанка. Майор выглянул из кабины и напомнил, что на сиденьях есть такие ремешки и нужно ими пристегнуться, а под сиденьями припрятаны ведра, так что просьба не стесняться, сядем в Харбине — китайцы все отчистят, дело привычное.

И когда часа через два мы сели на харбинском военном аэродроме и бледно-зеленоватые женщины и дети кое-как выкарабкались на бетонную полосу, в самолет тотчас забрались воины братской Народно-освободительной армии Китая, вооруженные швабрами, ведрами и тряпками. У каждого на куртке на груди была пришита красная тряпочка с белыми иероглифами, а у старшего еще прицеплен значок с четырьмя портретами в профиль. Я его стал внимательно разглядывать — это были Маркс, Ленин, Сталин и Мао Цзэдун. Заметив мой интерес, китаец тут же отцепил значок и стал пришпиливать мне на рубашку. Только я открыл рот, чтобы сказать: «Сесе, юи!», как подскочила еще толком не утеревшаяся от последствий болтанки крайкомовская дама и принялась цеплять значок обратно на китайца. А мне прошипела: «Не сметь ничего выпрашивать!» Это было очень обидно — я ведь ничего и не думал выпрашивать, китаец сам захотел подарить значок. Неожиданно мне на помощь пришел один из сопровождавших нас московских офицеров. Он с улыбочкой, но решительно отобрал значок у оторопевшей дамы, мигом прицепил мне его обратно и как пошел лопотать китайцу на чистом китайском! Китаец снова заулыбался, закивал головой и захлопал меня по плечу. Потом я видел, как офицер в сторонке что-то сердито втолковывал даме, а та покрылась пятнами, вынула из сумки блокнотик и чего-то туда записала.